1 часть преступление и наказание. Пересказ романа Преступление и наказание (детальный пересказ)

Дата: 22.09.2019

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту .

Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться.

Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься. Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий вздор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, – нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! – подумал он с странною улыбкой. – Гм… да… всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся… А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так, ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!»

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, – всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел.

Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой. Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице. Другое дело при встрече с иными знакомыми или с прежними товарищами, с которыми вообще он не любил встречаться… А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» – и заорал во всё горло, указывая на него рукой, – молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу. Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская , но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону. Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его.

«Я так и знал! – бормотал он в смущении, – я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа… Смешная, потому и приметная… К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы старый блин какой-нибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту заметят, запомнят… главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть как можно неприметнее… Мелочи, мелочи главное!.. Вот эти-то мелочи и губят всегда и всё…»

Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя всё еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало всё сильнее и сильнее.

С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в – ю улицу . Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками – портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника. Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница была темная и узкая, «черная», но он всё уже это знал и изучил, и ему вся эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был неопасен. «Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..» – подумал он невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна старухина квартира занятая. Это хорошо… на всякой случай…» – подумал он опять и позвонил в старухину квартиру. Звонок брякнул слабо, как будто был сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов почти всё такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил… Он так и вздрогнул, слишком уже ослабели нервы на этот раз. Немного спустя дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели пришедшего с видимым недоверием, и только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки. Но увидав на площадке много народу, она ободрилась и отворила совсем. Молодой человек переступил через порог в темную прихожую, разгороженную перегородкой, за которою была крошечная кухня. Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела. Должно быть, молодой человек взглянул на нее каким-нибудь особенным взглядом, потому что и в ее глазах мелькнула вдруг опять прежняя недоверчивость.

– Раскольников, студент, был у вас назад тому месяц, – поспешил пробормотать молодой человек с полупоклоном, вспомнив, что надо быть любезнее.

– Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, – отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз от его лица.

– Так вот-с… и опять, по такому же дельцу… – продолжал Раскольников, немного смутившись и удивляясь недоверчивости старухи.

«Может, впрочем, она и всегда такая, да я в тот раз не заметил», – подумал он с неприятным чувством.

Старуха помолчала, как бы в раздумье, потом отступила в сторону и, указывая на дверь в комнату, произнесла, пропуская гостя вперед:

– Пройдите, батюшка.

– Что угодно? – строго произнесла старушонка, войдя в комнату и по-прежнему становясь прямо перед ним, чтобы глядеть ему прямо в лицо.

– Заклад принес, вот-с! – И он вынул из кармана старые плоские серебряные часы. На оборотной дощечке их был изображен глобус. Цепочка была стальная.

– Да ведь и прежнему закладу срок. Еще третьего дня месяц как минул.

– Я вам проценты еще за месяц внесу; потерпите.

– А в том моя добрая воля, батюшка, терпеть или вещь вашу теперь же продать.

– Много ль за часы-то, Алена Ивановна?

– А с пустяками ходишь, батюшка, ничего, почитай, не стоит. За колечко вам прошлый раз два билетика внесла, а оно и купить-то его новое у ювелира за полтора рубля можно.

– Рубля-то четыре дайте, я выкуплю, отцовские. Я скоро деньги получу.

– Полтора рубля-с и процент вперед, коли хотите-с.

– Полтора рубля! – вскрикнул молодой человек.

– Ваша воля. – И старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их и до того рассердился, что хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти больше некуда и что он еще и за другим пришел.

– Давайте! – сказал он грубо.

Старуха воротилась.

– Вот-с, батюшка: коли по гривне в месяц с рубля, так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с. Да за два прежних рубля с вас еще причитается по сему же счету вперед двадцать копеек. А всего, стало быть, тридцать пять. Приходится же вам теперь всего получить за часы ваши рубль пятнадцать копеек. Вот получите-с.

– Как! так уж теперь рубль пятнадцать копеек!

– Точно так-с.

Молодой человек спорить не стал и взял деньги. Он смотрел на старуху и не спешил уходить, точно ему еще хотелось что-то сказать или сделать, но как будто он и сам не знал, что именно…

– Я вам, Алена Ивановна, может быть, на днях, еще одну вещь принесу… серебряную… хорошую… папиросочницу одну… вот как от приятеля ворочу… – Он смутился и замолчал.

– Ну тогда и будем говорить, батюшка.

– Прощайте-с… А вы всё дома одни сидите, сестрицы-то нет? – спросил он как можно развязнее, выходя в переднюю.

– А вам какое до нее, батюшка, дело?

– Да ничего особенного. Я так спросил. Уж вы сейчас… Прощайте, Алена Ивановна!

Раскольников вышел в решительном смущении. Смущение это всё более и более увеличивалось. Сходя по лестнице, он несколько раз даже останавливался, как будто чем-то внезапно пораженный. И наконец, уже на улице, он воскликнул:

«О боже! как это всё отвратительно! И неужели, неужели я… нет, это вздор, это нелепость! – прибавил он решительно. – И неужели такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.. И я, целый месяц…»

Но он не мог выразить ни словами, ни восклицаниями своего волнения. Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей. Он шел по тротуару как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже в следующей улице. Оглядевшись, он заметил, что стоит подле распивочной, в которую вход был с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. Из дверей, как раз в эту минуту, выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу. Долго не думая, Раскольников тотчас же спустился вниз. Никогда до сих пор не входил он в распивочные, но теперь голова его кружилась, и к тому же палящая жажда томила его. Ему захотелось выпить холодного пива, тем более что внезапную слабость свою он относил и к тому, что был голоден. Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан. Тотчас же всё отлегло, и мысли его прояснели. «Всё это вздор, – сказал он с надеждой, – и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство! Один какой-нибудь стакан пива, кусок сухаря, – и вот, в один миг, крепнет ум, яснеет мысль, твердеют намерения! Тьфу, какое всё это ничтожество!..» Но, несмотря на этот презрительный плевок, онглядел уже весело, как будто внезапно освободясь от какого-то ужасного бремени, и дружелюбно окинул глазами присутствующих. Но даже и в эту минуту он отдаленно предчувствовал, что вся эта восприимчивость к лучшему была тоже болезненная.

В распивочной на ту пору оставалось мало народу. Кроме тех двух пьяных, что попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и с гармонией. После них стало тихо и просторно. Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший, задремавший на лавке и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами, расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частью корпуса, не вставая с лавки, причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи, вроде:

Целый год жену ласкал,
Цел-лый год же-ну лас-кал…

Или вдруг, проснувшись, опять:

По Подьяческой пошел,
Свою прежнюю нашел…

Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.

…в С-м переулке – к К-ну мосту . – Столярный переулок, Кокушкин мост (примеч. А. Г. Достоевской).

Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская… - Циммерман - известный в Петербурге владелец фабрики и магазина головных уборов. В его магазине была куплена шляпа Ф. М. Достоевского.

…он даже знал, сколько шагов … к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в - ю улицу. - Канава - ныне канал Грибоедова; -я улица - Екатерингофская (ныне - просп. Римского-Корсакова).

По Подьяческой пошел, // Свою прежнюю нашел… - Переделанные стихи из водевиля актера и популярного водевилиста П. И. Григорьева 1-го (1806–1871): «По Гороховой я шел //И гороху не нашел».

«Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского — объёмное классическое произведение, поднимающее вопросы о нравственной природе человека, его взаимоотношениях с окружающим миром, наличие моральных ценностей и норм.

В конце рассказа о жизни Родиона Раскольникова доносится мысль, что никакие идеи не могут оправдать убийство человека. Именно это отображено в статье с кратчайшим содержанием великого романа.

Вы можете ознакомиться с кратким содержанием по главам и частям романа «Преступление и наказание».

Часть 1

Студент Родион Раскольников задолжал квартирной хозяйке большую сумму денег за жильё. Для того, чтобы найти средства на оплату долга, Раскольников решает убить старуху – процентщицу Алёну Ивановну.
Он обдумывает «загадочное дело», пытаясь ответить на вопрос «Тварь ли я дрожащая или право имею?». Взяв с собой вещи для залога, Раскольников поднимается в квартиру старухи и внимательно осматривается, пытаясь запомнить обстановку.
Терзаясь мыслями, что задуманное им «грязно и гадко», юноша идёт в распивочную.
Собутыльником Раскольникова становится чиновник Мармеладов. Он жалуется студенту на своё положение, но уточняет, что «бедность не порок», а вот нищета – «нищета – порок-с», за которой «метлой выгоняют из общества».
Чиновник рассказывает о своей семейной жизни – о жене, которая имеет троих детей от прошлого брака и пошла за Мармеладова по безысходности, и о своей родной дочери Сонечке, вынужденной зарабатывать на панели из-за отсутствия средств к существованию.
Мармеладов напивается, и Родион отводит его домой, где становится невольным свидетелем семейного скандала.
Раскольников находится в своей комнате, «крошечной клетушке», где читает письмо от матери. В нём женщина жалуется, что родная сестра Родиона Дуня была беспочвенно оскорблена и уволена Марфой Петровной Свидригайловой, у которой работала гувернанткой.
Однако, после честного признания Аркадия Свидригайлова своей жене, бывшая хозяйка извинилась перед Дуней и представила её всем как девушку честную и благоразумную. Эта история привлекла внимание советника Петра Лужина, который посватался к Дуне.
Между ними нет любви, да и разница в возрасте велика (Лужину 45 лет), но наличие у него «небольшого капитала» решает дело. Мать пишет, что скоро приедет вместе с Дуней в Петербург для подготовки к свадьбе.
Письмо матери производит на Родиона сильное впечатление. Он бесцельно шатается по улицам, размышляя о судьбе своей сестры. Он понимает, что причиной брака является только бедственное положение его родных и ищет пути, как помочь Дуне.
Его размышления вновь приводят его к идее убийства процентщицы. Во время прогулки студент видит отвратительную сцену – к молоденькой пьяной девочке – подростку пристаёт какой-то хам.
Раскольников вступается за неё, но его не отпускает мысль о том, что такая судьба ожидает многих бедных девушек. Студент направляется к своему другу по университету Разумихину за советом и помощью.
Разумихин обещает помочь Раскольникову найти частные уроки. Но Родион решает заняться этим после, «когда уже то будет кончено и когда все по-новому пойдет».
По пути домой юноша заходит в харчевню перекусить и выпить рюмку водки, из-за которой пьянеет и засыпает прямо на улице под кустом. Дальше описывается «Сон Раскольникова про лошадь».
Проснувшись в холодном поту, студент решает, что не готов к убийству – это ещё раз доказал его кошмар. Но по дороге он встречает Лизавету – нездоровую сестру Алёны Ивановны, с которой они проживают вместе.
Раскольников слышит, как Лизавету зовут в гости и понимает, что завтра её дома не будет. Это приводит его к мысли, что наступает удачный момент для исполнения его «тайного дела» и что «все вдруг решено окончательно».
В главе рассказывается об истории знакомства Раскольникова с процентщицей. Его друг Покорев когда-то дал ему адрес старухи на случай, если понадобится что-то заложить за деньги.
С первой же встречи процентщица вызывает у Раскольникова отвращение, ведь она наживается на людях, попавших в беду. Тем более он узнаёт о несправедливом отношении старухи к своей сестре, которая не здрава рассудком.
Сидя в трактире, студент слышит разговор, где один из незнакомцев заявляет, что готов убить «старую ведьму», но не из-за наживы, а «из-за справедливости», и что такие люди недостойны жить на земле.
Вернувшись в свою каморку Родион обдумывает своё решение и засыпает. Утром он встаёт с полной готовностью выполнить задуманное. Юноша пришивает к изнанке пальто петлю, чтобы можно было спрятать топор.
Сам топор он крадёт в дворницкой. Достаёт спрятанный «заклад», который должен стать предлогом похода к старухе и решительно направляется в путь.
Раскольников дома у старухи. Процентщица, ничего не подозревая, пытается рассмотреть папиросницу, которую студент принёс для заклада и становится ближе к свету, спиной к своему убийце. В это время Раскольников поднимает топор и бьет им ей по голове.
Старуха падает, а студент обшаривает карманы её одежды. Он достаёт ключи от сундука в спальне, открывает его и начинает собирать «богатства», набивая карманы своего пиджака и пальто. Внезапно возвращается Лизавета. Раскольников, не раздумывая, бросается на неё с топором.
Только после этого юношу охватывает ужас от содеянного. Он пытается уничтожить следы, смывает кровь, но слышит, как к квартире кто-то подходит. В дверь звонят. Раскольников не отвечает. Пришедшие понимают, что у старухи что-то случилось и уходят за дворником.
Переждав, пока на лестнице никого не останется, Раскольников направляется домой, где оставляет топор на прежнем месте, а сам бросается на кровать и впадает в беспамятство.

Часть 2

Только в три часа дня Раскольников приходит в себя. Он близок к помешательству. Замечая, что на нём остались капли крови, Родион замывает испачканный сапог и придирчиво осматривает себя. После этого прячет украденные вещи, а сам вновь засыпает.
Будит его стук дворника в дверь – юношу вызывают в полицию. В панике от ожидания обвинения в убийстве, студент направляется в отделение, однако там оказывается, что его вызвали по жалобе квартирной хозяйки из-за долга за жильё.
В это время рядом происходит разговор об убийстве процентщицы. Услышав подробности, Родион падает в обморок.
Вернувшись домой, Раскольников решает избавится от старухиных драгоценностей, «нагружает ими карманы» и идёт по направлению к Неве. Однако, опасаясь свидетелей, не выбрасывает их в воду, а находит глухой двор и прячет всё под камнем.
При этом юноша не берёт ни копейки из кошелька, считая это «гадким». Раскольников идёт в гости к Разумихину. Тот замечает, что друг болен, находится в возбуждённом состоянии и предлагает помощь.
Но Родион отказывается и в бреду возвращается домой, чуть не попав под коляску.
Проведя в бреду несколько дней, Родион приходит в себя и видит в своей комнате Разумихина, кухарку квартирной хозяйки Настасью и незнакомого парня в кафтане. Парень оказывается артельщиком, который принёс перевод от матери – 35 рублей.
Разумихин рассказывает, что во время болезни Раскольникова осматривал студент – медик Зосимов, однако ничего серьёзного не нашёл. Юноша волнуется, не сказал ли он чего лишнего в бреду и заставляет друга пересказывать свои высказывания.
Поняв, что никто ни о чём не догадался, Раскольников вновь засыпает, а Разумихин решает купить на полученные деньги новую одежду для друга.
Для очередного осмотра больного приходит Зосимов. Во время визита речь заходит об убийстве старухи и её сестры. Раскольников очень плохо реагирует на эти разговоры, но пытается это скрыть, отвернувшись к стене.
Тем временем выясняется, что арестован красильщик Николай, который работал на ремонте соседской квартиры. Он принёс для расплаты в распивочной золотые серьги из сундука старухи.
Николая задерживают по подозрению в убийстве процентщицы, но достоверных улик у полиции нет.
В гости к Родиону заявляется Лужин – жених сестры Дуни. Раскольников упрекает мужчину в том, что тот хочет воспользоваться бедственным положением девушки и насильно женит её на себе.
Лужин пытается оправдаться. Во время разговора поднимается и тема преступности. Происходит ссора. Лужин уходит, а друзья замечают, что Родиона ничего особо не волнует, «кроме одного пункта, от которого из себя выходит: убийство…».
Оставшись один, Раскольников решает выйти на улицу. Надев новое платье, молодой человек бродит по улицам, заходит в трактир и встречает там Заметова – письмовыводителя в полицейском участке, который присутствовал при обмороке Родиона.
Раскольников ведёт себя очень странно, хохочет, кривляется и почти напрямую признаётся в убийстве старухи. Выйдя из трактира, студент продолжает бесцельную прогулку по городу.
Сам того не замечая, молодой человек подходит к дому старухи, где начинает вести разговоры о произошедшем и уходит только после окрика дворника.
Раскольников видит толпу – лошадь раздавила человека. Родион узнаёт в пострадавшем старого Мармеладова. Очутившись у чиновника дома, Раскольников посылает за доктором и знакомится с Сонечкой.
Доктор ничем не может помочь и, попросив прощения у дочери, Мармеладов умирает. Раскольников отдаёт вдове все оставшиеся деньги и возвращается домой, где его встречают приехавшие в гости мать и сестра. При виде их юноша теряет сознание.

Часть 3

Мать, обеспокоенная состоянием сына, хочет остаться ухаживать за ним. Но Родион не разрешает и начинает уговаривать Дуню не выходить за Лужина.
Разумихин, который всё это время был в гостях, покорён красотой и грацией Дуни. Он обещает хороший уход за их сыном и братом и уговаривает женщин вернуться в гостиницу.
Разумихин не может забыть Дуню и направляется к ним в номера. Во время его визита заходит разговор о Лужине. Мать показывает письмо, в котором будущий жених просит о встречи, настаивая на отсутствии на ней Родиона.
Также Лужин жалуется, что тот отдал все деньги матери Сонечке Мармеладовой, «девице отъявленного поведения». Женщины, вместе с Разумихиным, отправляются к Раскольникову.
Молодой человек чувствует себя лучше. Он сам рассказывает историю о погибшем Мармеладове и его дочери, а мать показывает ему письмо Лужина.
Родиона обижает такое отношение Петра Петровича, но он советует родне поступать по своему разумению. Дуня признаётся в симпатии к Разумихину и настаивает на присутствии его и брата на встрече с Лужиным.
Соня Мармеладова приходит в комнату к Раскольникову, чтобы поблагодарить его за помощь и пригласить на похороны отца. Мать и Дуня знакомятся с девушкой. Соня выглядит жалко и чувствует себя смущённой.
Раскольников соглашается прийти и предлагает проводить девушку домой. За всем этим наблюдает незнакомый мужчина, который оказывается её соседом Свидригайловым. Раскольников возвращается домой и, вместе с Разумихиным, направляется к следователю Порфирию Петровичу.
У него друзья хотят узнать о судьбе серебряных часов Разумихина, которые были в закладе у убитой старухи. Раскольников, прекрасно зная, где часы, опять впадает в нервное возбуждение, громко смеётся и ведёт себя странно.
У следователя друзья застают Зосимова. Тот чем-то смущён и смотрит на Раскольникова в замешательстве. В процессе беседы выясняется, что Родион также входит в круг подозреваемых, так как был клиентом процентщицы.
Следователь пытается выяснить, когда Родион последний раз посещал квартиру старухи. Разумихин отвечает, что тот был у неё три дня назад и друзья уходят. «Раскольников глубоко перевел дыхание…»
Возвращаясь домой друзья обсуждают встречу со следователем и его обвинения в адрес Родиона. Разумихин возмущён. Раскольников понимает, что Порфирий «не так глуп». Расставшись, Разумихин направился в гостиницу к Дуне, а Родион — домой.
Он решает проверить, точно ли он всё перепрятал и не осталось ли чего от украденных вещей. Возле дома ему встречается незнакомец, который внезапно кричит в лицо «Убийца!» и скрывается.
Раскольников поднимается в комнату, где начинает размышлять над содеянным и вновь заболевает. Проснувшись, обнаруживает в комнате мужчину, который представляется ему Аркадием Ивановичем Свидригайловым.

Часть 4

Свидригайлов рассказывает о смерти жены, и что она завещала Дуне три тысячи.
Аркадий Иванович просит Раскольникова помочь встретится с сестрой, так как он хочет предложит ей свою руку и компенсацию за причинённые волнения. Раскольников отказывает в просьбе, и Свидригайлов уходит.
Раскольников и Разумихин идут на встречу в гостиницу. Туда же прибывает и Лужин. Он возмущён, что женщины не прислушались к его просьбе, отказывается обсуждать при Родионе свадьбу и упрекает Дуню в неблагодарности.
Заходит разговор и о Свидригайлове. Лужин рассказывает некрасивую историю, в которой из-за того погибла молодая девушка. Называет Свидригайлова «самым развращенным и погибшим в пороках человеком из всех подобного рода людей».
После, речь вновь заходит о Дуне, которую Лужин заставляет выбирать между собой и братом. Они ссорятся, и Лужин уходит.
После ухода Лужина все находятся в приподнятом настроении. Разумихин откровенно рад и уже строит планы на счастливую совместную жизнь с Дуней, тем более, что у неё теперь появились средства.
Дуня не против. Родион простит друга приглядывать за матерью и сестрой и уходит к Сонечке.
Соня живёт очень бедно, однако на столе в её комнате Родион замечает «Новый завет». Девушка и юноша разговаривают о будущем, которое ждёт Соню. Её самопожертвование, кроткий нрав и вера в добро настолько поражают Раскольникова, что тот кланяется ей в ноги.
Поступок смущает девушку, но Родион объясняет, что «я всему страданию человеческому поклонился». Перед уходом Раскольников обещает в следующий раз рассказать об убийстве старухи. Эти слова слышит Свидригайлов.
С утра Раскольников направляется в участок и требует встречи с Порфирием Петровичем – он хочет вернуть свои вещи, бывшие в залоге у старухи.
Следователь вновь пытается допросить молодого человека, чем приводит того в бешенство. Раскольников требует прекратить его преследования или предъявить доказательства виновности.
В кабинет заходит странный человек. Это красильщик Николай. Видно, что он измучен и запуган и сразу признаётся в убийстве Алёны Ивановны и Лизаветы. Раскольников решает отправиться на поминки к Мармеладовым.

Часть 5

Лужин зол на Родиона и винит того в срыве свадьбы. Его самолюбие уязвлено, и он решает во чтобы то ни стало отомстить юноше.
Через своего соседа Лебезятникова Лужин знакомится с Сонечкой и предлагает ей деньги – червонец. Пока его план неясен, но понятно, что он задумал что-то подлое.
Поминки у Катерины Ивановны прошли неспокойно. Вдова поссорилась с квартирной хозяйкой из-за «неправильных гостей» и та требует, чтобы Мармеладовы съезжали с квартиры. Во время ссоры появляется Лужин.
Петр Петрович заявляет, что Сонечка украла у него сто рублей и это засвидетельствует его сосед Лебезятников. Девушка смущена и показывает деньги, пытаясь объяснить, что Лужин сам ей дал деньги и не сто, а лишь десять рублей.
Однако девушку обыскивают и находят в кармане сотенный. Разгорается скандал. Лебезятников уверяет, что Лужин сам подсунул купюру девушке, вдова плачет, Лужин злится, хозяйка требует немедленного освобождения квартиры.
Раскольников объясняет поступок Лужина желанием поссорить его с матерью и сестрой и, тем самым, заставить Дуню выйти за него.
Раскольников разрывается между желанием открыться Соне и страхом наказания. В конце концов он говорит, что знаком с убийцей и что всё произошло случайно.
Девушка догадывается обо всём, но обещает никогда не бросать Раскольникова и, в случае необходимости, даже пойти за ним на каторгу. Соня говорит, что Родиону нужно «страдание принять и искупить себя им» — то есть во всём признаться. В это время стучат в дверь.
Это Лебезятников. Он рассказывает, что Катерине Ивановне отказали в помощи, она на грани нервного срыва и собирается побираться на улице вместе с детьми. Все выбегают на улицу, где находят вдову в возбуждённом состоянии.
Она не слушает ничьи уговоры, кричит, бегает и, в итоге, падает с горловым кровотечением. Катерину Ивановну уносят в комнату Сонечки, где она и умирает. Свидригайлов обещает опеку над осиротевшими детьми, а Родиону признаётся, что слышал его разговор с Соней.

Часть 6

Раскольников понимает, что близится катастрофа. Вся его жизнь проходит как в тумане. Катерину Ивановну похоронили, Свидригайлов сдержал слово и всё оплатил. Разумихин просит объясниться Родиона по поводу его отношений с матерью и сестрой, но тот живёт только мыслями о своём разоблачении.
Следователь наносит визит Раскольникову. Он прямо заявляет, что подозревает юношу в убийстве, но даёт ему шанс прийти с повинной. Оказывается, это именно по наущению Порфирия Петровича незнакомец крикнул в лицо Раскольникову «Убийца!».
Следователь хотел испытать реакцию подозреваемого. Уходя, Порфирий даёт ему два дня на размышления.
Раскольников встречается со Свидригайловым в трактире. Разговор заходит о покойной жене Свидригайлова, о Дуне и о том, что у него уже есть другая – молоденькая девушка, почти подросток.
Тут же Аркадий Иванович хвастается связью с ещё одной девочкой, чем вызывает у Раскольникова недоумение и отвращение. Раскольников решает проследить за Свидригайловым.
Догнав Аркадия, Раскольников узнаёт, что тот подслушивал под дверью Сонечки и знает кто убийца. Свидригайлов советует Родиону бежать, предлагает даже денег на дорогу. Они расстаются. На улице Свидригайлов встречает Дуню и зовёт её к себе под предлогом рассказать ей что-то интересное.
Зайдя в квартиру, Аркадий прямо говорит Дуне, что её брат убийца, но он может спасти его взамен на любовь и отношения. Авдотья не верит Свидригайлову и пытается уйти.
Тот запугивает девушку и запирает комнату на ключ. Дуня достаёт пистолет и стреляет в мужчину. Происходит осечка, Свидригайлов отдаёт девушке ключ, забирает её револьвер и уходит.
Свидригайлов всю ночь провёл в трактирах, а утром заявился к Сонечке. Он дарит девушке три тысячи рублей для того, чтобы та устроила свою жизнь и говорит, что теперь Раскольникову либо смерть, либо на каторгу.
Сонечка берёт деньги и просит Аркадия не рассказывать о своих подозрениях. Свидригайлов отправляется в гостиницу, пьёт и впадает в полубредовое состояние, где ему видится покончившая с собой по его вине девушка и остальные несчастные, которых он развратил.
Аркадий просыпается, выходит на улицу и стреляется из пистолета Дуни.
Раскольников навещает сестру и мать, просит у них прощения, признаётся в своей любви и прощается с ними. Дуня соглашается, что нужно признаться в убийстве и, тем самым «смыть грех».
Однако Родион не считает, что совершил преступление, так как поступил по — справедливости. Раскольников просит сестру не бросать мать и быть с Разумихиным и уходит.
Соня весь день ждёт Родиона, волнуясь, как бы он не сделал что-то с собой. Вечером юноша приходит к ней. Он просит нательный крестик и Сонечка надевает ему на шею свой простой, деревенский крест. Она собирается сопровождать его в пути.
Однако Раскольников не хочет этого и отправляется один. Он идёт на перекрёсток, смешивается с толпой, падает на землю, плачет и целует её, как советовала ему Соня. После этого молодой человек идёт в полицейский участок и признаётся в двойном убийстве.

Эпилог

Преступление и наказание - Часть первая - краткое содержание

Все действия, описанные в произведении Ф.М. Достоевского в произведении «Преступление и наказание» приходятся на 1865 год. Родион Раскольников - это главный герой психологического романа Федора Михайловича Достоевского. Он является бывшим студентом юридического факультета, который вконец раздавлен бедностью. Каморка Родиона Раскольникова представляет собой далеко не квартиру, а миниатюрный шкафчик. Юношу постоянно тревожат болезненные и тревожные мысли обо всем. У него появляются мысли и идеи о каком-то опасном и страшном деле. Эта мысль мучает его сознание уже долгие полтора месяца. А весь смысл его плана заключается в хладнокровном убийстве старухи-процентщицы. Раскольников для того, чтобы как можно быстрее погасить все свои долги идет к процентщице Алене Ивановне. Даме он отдает в обмен на деньги часы и уверяет ее в том, что в скором времени принесет еще и папиросочницу из чистого серебра. Юноша никак не может понять, как в его голову вообще могла прийти ужасная мысль об убийстве. Чтобы облегчить свои раздумья, он заходит в распивочную.

Родион Раскольников во время своего пребывания в распивочной знакомится с Мармеладовым, который является титулярным советником. Захмелевший титулярный советник рассказал молодому человеку о своей семье. Он рассказывает о своей жене Катерине Ивановне. Раскольников узнает о том, что жена Мармеладова с тремя маленькими детьми на руках, вышла замуж за титулованного советника от безысходности. Хоть женщина и была довольно умной и образованной женщиной, но ей просто некуда было деться. Мармеладов очень часто проводил время в пивнушках, пропивая при этом все свои деньги. Однажды титулованному советнику даже удалось поступить на службу, однако он не выдержал и начал снова пить. Во время очередного своего запоя он даже вынес из дома последние деньги. Дочь Мармеладова звали Соня. Она не могла смириться с нищетой, и пошла на панель для того, чтобы хоть как-то обеспечить семью. Раскольников понимает, что Мармеладову в его состоянии будет трудно самому дойти до дома и провожает нового знакомого домой. В доме нового знакомого юноша видит очень бедную обстановку комнаты. Ему становится жалко эту семью, и он оставляет у них на подоконнике немного мелочи.

Утром Родион получает письмо. Это письмо оказывается от его матери. Мать пишет сыну о том, что его сестру Дуню оклеветали господа Свидригайловы. Девушка у этих господ работала в доме гувернанткой. Муж хозяйки, где работа Дуня, влюбился в нее. Когда же хозяйка дома, Марфа Петровна, узнала об этом, она стала всячески унижать и оскорблять Дуню. Свидригайлов набрался мужества и признался в том, что гувернантка ни в чем не виновата. К девушке стал свататься сорокапятилетний Петр Петрович Лужин, который обладал небольшим капиталом. После Пульхерия Раскольникова также сообщает своему сыну о том, что они вскоре приедут к Родиону в Петербург. Причиной их приезда, было то, что Лужин торопился со свадьбой. Петр Петрович хотел как можно скорее открыть в городе адвокатскую контору. Письмо из дома очень тронуло сердце главного героя романа. Он выбежал на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

Родион Раскольников не хочет, чтобы его сестра стала женой Петра Петровича Лужина. Он отчетливо понимает то, что родные согласились на этот брак только для того, чтобы покончить с нищетой и хоть копеечкой помочь Родиону. С другой же стороны герой понимает то, что какой-то бедный студент просто не сможет сравниться с богатым и успешным Лужиным. В его сознание снова всплывает ужасная мысль об убийстве старухи процентщице.

Родион от безысходности хочет пойти к университетскому приятелю Разумихину и занять у него денег. Однако все, хорошо обдумав, он отказывается от этой затеи. Молодой человек, отчаявшись, тратит все свои деньги на кусок пирога и рюмку водки. После выпитого алкоголя, он засыпает в ближайших кустах. Ему снится очень страшный сон. Во сне несколько мужиков до смерти забивают старую больную лошадь, а Родион совсем маленький и никак не может помочь бедному животному. Мальчик обнимает и целует мертвую лошадь, а потом бросается на мужиков с кулаками. Проснувшись, Родион Раскольников начинает снова думать об убийстве. Однако он сомневается, что сможет решиться на него. Юноша идет на базар и у Сенной площади герой видит родную сестру старухи Лизавету. Во время разговора Лизаветы с торговцами Родион узнает, что на следующий день в семь часов вечера процентщица будет дома абсолютно одна. Родион понимает, что дороги назад нет, судьба сама за него все решила.

Раскольников постоянно размышляет о несправедливости жизни. Ему совершенно не понятно, почему старуха, не приносящая обществу никакой пользы, владеет довольно приличным состоянием. Он убежден в том, что смерть того ничтожного существа как старуха процентщица способна спасти жизни сотням других нуждающихся в деньгах людей. Весь день юноша провел в состоянии, близком по своих характеристикам к бреду. Родион, вооружившись топором, который нашел в дворницкой, отправляется к старухе процентщице.

Родион приходит к старухе процентщице. Алена Ивановна берет у Родиона папиросочницу и поворачивается лицом к окну. В это время молодой человек обухом топора со всей силы бьет старуху по голове. После преступления Раскольников направляется в комнату процентщицы. В это время неожиданно возвращается сестра старухи процентщице, Лизавета. Герой не ожидал такого поворота событий. Он растерян и испуган. Ему ничего другого не остается, как убить сестру старухи. Родион, немного успокоившись, идет мыть моет руки и топор, потом запирает дверь, которая к его удивлению оказалась открытой. Неожиданно к процентщице нагрянули клиенты. Раскольников ждет пока они уйдут и сам тоже покидает квартиру, спрятавшись в пустой комнате, находящейся этажом ниже.

Преступление и наказание - Часть вторая - краткое содержание

Раскольников крепко спит до трех часов дня. Потом резко просыпается, вспомнив, что не спрятал вещи, которые взял у Алены Ивановны. Он судорожно их перебирает, пытаясь смыть с них пятна крови. Девушка Настасья передает Родиону повестку, которая была прислана из полицейской конторы от самого квартального. Когда Раскольников пришел в участок, он узнал, что хозяйка той квартиры, где он проживает, через правоохранительные органы требует с него плату за жилье. Надзиратель берет с молодого человека расписку с обязательством выплатить в ближайшее время долг. На выходе из участка Родион слышит диалог между двумя полицейскими. Представители органов власти говорят об убийстве процентщицы. Раскольников услышав эту новость, падает в обморок. Все присутствующие в участке люди решают, что Родион заболел, и отправляют его домой лечиться.

Раскольникова мучают угрызения совести, он очень боится обыска в своей квартире. И, в конце концов, он решает избавиться от вещей своей жертвы. Родион выходит в город, чтобы выбросить вещи. Однако ему не удается это сделать, поскольку кругом довольно многолюдно. Спустя некоторое время он все же спрятал вещи, взятые у процентщицы. Герой приходит к Разумихину, при этом цель его визита не понятна даже ему самому. Разумихин считает своего товарища Родиона Раскольникова больным человеком. По дороге домой молодой человек едва не попадает под колеса, проезжающей мимо колесницы. Женщина, которая сидела в этой коляске, принимает Родиона за нищего и дает ему немного денег. Раскольников возмущен и выкидывает деньги от злости в реку. Всю ночь Родион прибывает в бреду, а на утро теряет сознание.

Пришел в себя Родион лишь через несколько дней. Рядом с собой он обнаруживает своего товарища Разумихина и девушку Настасью. Раскольнику принесли перевод денежных средств, который сделала ему мать. Разумихин также рассказывает своему другу о том, что к нему не раз заходил полицейский Заметов и с особым любопытством интересовался его вещами. Оставшись в своей комнате один, Раскольников внимательно осматривает свою комнату и все вещи. Он очень переживает, что на его вещах могли остаться какие-либо следы преступления. Разумихин приносит Родиону новую чистую одежду.

В гости к Раскольникову приходит еще один его друг, студент-медик Зосимов. Из разговора гостей об убийстве старухи процентщицы и ее сестры Лизаветы Родион понимает, что в ее убийстве подозревают многих. Среди подозреваемых даже красильщик Микола.

В квартиру к Раскольникову приходит Петр Петрович Лужин. Он сообщает Родиону приятную новость. Новость заключается в том, что Лужин нашел жилье для своей невесты и ее матери. Петр Петрович производит на Раскольникова неприятное впечатление. Лужин оказывается самовлюбленным человеком. Разговор молодых людей снова касается преступления старухи процентщицы. Герой романа с ужасом узнает о том, что Порфирий Петрович допрашивает абсолютно всех клиентов старухи. Раскольников не может больше сдерживать свои эмоции и высказывается все, что думает о Лужине прямо тому в лицо. Родион упрекает Лужина в том, что тот хочет жениться на девушке из бедной семьи, чтобы она всю жизнь считала мужа своим благодетелем и беспрекословно подчинялась ему. Петр Петрович возмущен. Он уверяет Родиона, что Пульхерия Александровна исказила смысл его слов. Родион обещает спустить своего гостя прямиком с лестницы.

В распивочной Родион Раскольников снова встречает Заметова. Раскольников рассказывает своему собеседнику как бы он поступил на месте убийцы старухи процентщицы. Он уточняет, во всех подробностях, как бы он замел следы преступления, куда бы спрятал все украденные вещи. Заметов же просто уверен в том, что Раскольников не может быть причастен к этому преступлению. Во время прогулки по городу, Родион Раскольников подходит к берегу Невы и думает о том, что у него нет другого выбора, как покончить жизнь самоубийством. На его глазах в реку бросается женщина, однако ее вовремя спасают обычные прохожие. Молодой человек сразу же отказывается от мысли о суициде. Герой в бредовом состоянии направляется к дому убитой им старухи процентщицы, где в это время начинают делать ремонт. Он начинает разговор с рабочими о совершенном недавно преступлении, и те считают человека, совершившего это злодеяние сумасшедшим. Родион собирается пойти к Разумихину на вечеринку. Однако услышав неподалеку непонятный шум, он отправляется туда.

Коляска ехала по улице и нечаянно переехала идущего вдоль тротуара Мармеладова. Пострадавшего сразу же понесли домой. Его жена, Катерина Ивановна была в отчаянии, она злилась и кричала на толпу собравшихся зевак. Приходит Сонечка, одетая в кричащий наряд. Родион замечает, что она смотрится нелепо среди убогой обстановки комнаты. Мармеладов просит у дочери прощения за все те мучения, что принес ей и ее матери, и умирает. Раскольникову жаль эту семью. Он отдает им все свои деньги, чтобы они смогли похоронить Мармеладова. Родион уходит. У дверей его догоняет дочь Катерины Ивановны Полечка, и тот дает ей свой адрес. Раскольников чувствует себя намного лучше. Он отправляется на вечеринку к своему товарищу. После мероприятия Разумихин провожает Родиона домой. Подходя к своему дому, Раскольников видит свет в окнах. Поднявшись к себе в квартиру, он видит свою мать и сестру. При виде свих близких он падает в обморок.

Часть третья романа Достоевского "Преступление и наказание"

Родион Раскольников после того как упал в обморок, быстро приходит в себя и просит своих близких не беспокоиться за него. Молодой человек начинает спорить с сестрой о Лужине. Родион требует, чтобы Дуня оказала Петру Петровичу. Разумихину очень нравится сестра друга, и он пытается всеми силами доказать ей, что они с Лужиным не пара. Родные Раскольникова уходят, потому что Родион хочет побыть один.

Утром, хорошо подумав над своим вчерашним поведением, Разумихин приходит к матери и сестре Родиона. Он просит у Дуни прощения за слова о ее женихе, от всей души извиняется за свою вспыльчивость. Лужин присылает своей невесте и ее матери записку, в которой ООН сообщает, что хочет посетить их. Однако Петр Петрович просит, чтобы во время его прихода Раскольникова не было в доме.

Раскольников рассказывает своим близким о столь нелепой смерти Мармеладова. От своей же матери Родион узнает о кончине Свидригайловой. Родные также говорят Родиону о записке Петра Петровича. Он же в свою очередь готов поступить так, как захотят его близкие. Дуня настаивает на том, что при визите ее жениха брат непременно должен присутствовать.

В дом к Раскольникову приходит Соня и приглашает его на похороны своего отца, Мармеладова. Родион представляет ее матери и сестре. Хоть репутация девушки и не позволяет ей общаться с дамами на равных, мать и сестра Раскольникова ведут себя с ней подобающе. Дуня, уходя, клянется Мармеладовой. Раскольников очень хочет познакомиться с Порфирием Петровичем. Все это он делает потому, что хочет забрать вещи, которые сам закладывал у старухи. Соню начинает преследовать какой-то незнакомый человек. Этот мужчина даже заговаривает с ней.

Глава V кратко

Родион Раскольников вместе со своим товарищем Разумихиным отправляется к Порфирию Петровичу. Родион подшучивает над симпатией друга к Дуне. В гостях у Порфирия друзья увидели Заметова. Родиону сразу хочется узнать, знает ли следователь о его недавнем визите в дом старухи процентщицы. Во время разговора с полицейскими Раскольников понимает, что его подозревают в убийстве старухи. Порфирий Петрович в своей беседе с Родионом, напоминает тому о его статье, которая недавно была опубликована в газете, под названием «Периодическая речь». В той статье была изложена теория Раскольникова. Согласно теории люди по своей сущности делятся на обыкновенных, представляющих собой некий материал, и необыкновенных. Необыкновенные люди, если опираться на теорию Раскольникова, могут позволить своей совести совершить любое преступление во имя всеобщего блага. Следователь Порфирий уточняет все детали визита Родиона к старухе. Он спрашивает о том, что конкретно Раскольников видел в квартире во время визита к процентщице. Родион очень боится допустить какую либо оплошность, и поэтому, заметно медлит с ответом. Разумихин во время допроса рассказывает следователю, что его друг был в доме за три дня до убийства старухи. Также он уточняет, что красильщики именно в день преступления работали в доме. Порфирий, опросив молодых людей, прощается со студентами.

Раскольников подходит к своему дому. Прямо у его дома неизвестный мужчина догоняет его, называет убийцей и тут же уходит прочь. Героя начинает снова мучить лихорадка. Ему снится страшный сон, в котором его снова догоняет тот прохожий. Этот прохожий всеми силами заманивает Родиона к квартире покойной Алены Ивановны. Раскольников же, придя в дом старухи процентщицы, снова бьет старуху топором по голове, а та в свою очередь начинает смеяться. Молодой человек хочет бежать, но вокруг в квартире появляются люди. Эти люди осуждают Родиона за его поступок. Раскольников от всего этого ужаса просыпается. К нему в гости приходит Аркадий Иванович Свидригайлов.

Преступление и наказание - часть четвертая романа в кратком изложении

Такому неожиданному визиту Свидригайлова Раскольников совершенно не рад. Свидригайлов в свое время довольно серьезно подпортил репутацию сестры Родиона. Аркадий Иванович говорит Родиону о том, что они с ним очень похожи друг на друга, одного поля ягоды так сказать. Свидригайлов просит Раскольникова, чтобы тот устроил ему встречу с Дуней. Жена Свидригайлова оставила Дуне три тысячи рублей, да и сам он хочет дать ей десять тысяч за все те неприятности, причиненные ими по глупости и неосторожности. Родион Раскольников наотрез отказывается устроить данную встречу.

Вечером Раскольников, вместе со своим товарищем Разумихиным приходят к близким Родиона. Лужин Петр Петрович возмущен поведением дам, которые не посчитались с его просьбой. Он очень хотел обсудить его предстоящую свадьбу, однако в присутствии Раскольникова он это делать не собирается. Петр Петрович упрекает Дуню в том, что она не понимает своего счастья. Лужин также напоминает девушке о бедственном положении ее семьи. Дуня прибывает в растерянности, она просто не может разорваться между своим женихом и родным братом. Лужин и Дуня ссорятся. Девушка в расстроенных чувствах просит жениха уйти.

Лужина Петра Петровича в качестве жены совершенно устраивает Дуня. Именно поэтому он надеется все в скором времени исправить. Родион рассказывает своей сестре о визите к нему Свидригайлова и о его просьбе. Сестра Раскольникова просто уверена в том, что мужчина задумал нечто ужасное и очень боится встречи с ним. Родственники Раскольникова начинают рассуждать о том, как с выгодой для себя потратить деньги Марфы Петровны. Разумихин предлагает семье заняться таким видом деятельности как книгоиздательство. Все оживленно начинают осуждать идею Родиона. Раскольников неожиданно для всех встает посреди разговора и уходит из дома родных. При этом он говорит своим близким, что им лучше некоторое время не видеться. Разумихин пытается всеми силами успокоить родных молодого человека. Он уверяет их, что Родион еще не окончательно выздоровел.

Родион направляется в гости к Соне Мармеладовой. Он говорит, что ее жертва напрасна. Девушка начинает всячески оправдываться, ссылаясь на то, что она просто не может оставить родственников, так как они без нее умрут от голода. Раскольников встает перед Мармеладовой на колени, говоря о том, что подобно тому, как он сейчас кланяется ей, он кланяется всему страданию человеческому. Во время разговора с Сонечкой, Раскольников узнает, что та дружила с покойной Лизаветой. На столе у девушки лежал Евангелие, который был принесен сестрой процентщицы. Родион просит Сонечку прочитать ему о воскресении Лазаря. Потом Раскольников обещает, что завтра он снова придет к ней и расскажет всю правду о том, кто убил Лизавету. Весь их разговор отчетливо слышит Свидригайлов, который все это время находился в соседней комнате.

На следующий день Родион Раскольников идет к Порфирию Петровичу. Он просит Следователя вернуть все его вещи. Порфирий Петрович снова должен проверить молодого человека. Раскольников не выдерживает такого напора следователя и просит признать себя либо виновным, либо невиновным в убийстве старухи процентщицы. Следователь умело уходит от ответа. Он сообщает Родиону о том, что в соседней комнате находится какой-то сюрприз.

В комнату следователя приводят красильщика Николая. Тот неожиданно для всех присутствующих в отделении признается в убийстве старухи процентщицы. Раскольников возвращается домой. Он был очень удивлен такому поведению красильщика. На пороге его комнаты внезапно возникает тот таинственный человек, который еще недавно, возле его дома, называл Родиона убийцей. Мужчина искренне просит прощения за свои столь резкие слова. Как оказалось, мужчина слышал рассказы об убийстве в квартире. Именно его Порфирий приготовил в качестве так называемое сюрприза для Родиона. Раскольников начинает чувствовать себя намного спокойнее.

Часть пятая

Петр Петрович Лужин считает, что в его ссоре с Дуней виноват никто иной как Раскольников. Он ищет хоть какой-нибудь способ отомстить обидчику и приглашает к себе Соню Мармеладову. Мужчина просит у девушки прощения, что не сможет прийти на поминки ее отца. Для того, чтобы загладить свою вину он дает девушке десять рублей.

Катерина Ивановна устраивает хорошие поминки для своего мужа. Однако многие на них не приходят. Родион Рассольников приходит на поминки Мармеладова. Во время всего этого мероприятия вдова ссорится с хозяйкой квартиры Амалией Ивановной. В момент их ссоры в дом к Мармеладовым приходит Лужин.

Петр Петрович сообщает всем, что Соня украла у него некую сумму денег. Для подтверждения своих слов он приводит в качестве свидетеля своего соседа Лебезятникова. Соня очень удивлена такому высказыванию Лужина. Немного оправившись от шока, она начинает отрицать обвинения и отдает Лужину его десять рублей. Катерина Ивановна не верит в виновность своей дочери и начинает судорожно выворачивать ее карманы. Оттуда внезапно выпадает сторублевая купюра. Лебезятников признается в том, что Лужин сам подсунул девушке эти деньги. Петр Петрович возмущен, он начинает кричать, обещая при этом вызвать полицию. Катерину Ивановну вместе с детьми выгоняют из квартиры.

Родион Раскольников приходит к Соне и говорит, что лично знаком с убийцей старухи процентщицы. Девушке становится все ясно. Она готова идти за Раскольниковым на каторгу. Однако у нее есть условие, он должен искупить свой грех. Родион понимает, что вся его теория была ошибкой и не нашла своего подтверждения в реальности.

Лебезятников сообщает всем то, что Катерина Ивановна сошла с ума. Мужчина уверяет всех, что женщина заставила своих детей просить милостыню, а те в свою очередь просто взяли и убежали от нее. Женщину отводят к Сонечке Мармеладовой, где она в ближайшее время и умирает. Дуня встречается с Свидригайловым, он отдает ей деньги, но та их не берет. Тогда мужчина решается отдать их Мармеладовым. Раскольников советует своей сестре Дуне обратить свое внимание на его товарища Разумихина.

Часть шестая

После того, как была похоронена Катерина Ивановна. Разумихин рассказывает Родиону о том, что Пульхерия Александровна заболела. Родион ищет встречи со Свидригайловым. Он хочет поговорить о его намерениях насчет Дуни.

Порфирий Петрович приходит к Раскольникову домой. Мужчина сообщает, что он подозревает молодого человека в убийстве старухи процентщицы. Пристав следственных дел советует Родиону явиться с повинной и дает на размышление ему пару дней. Однако доказательств, подтверждающих виновность Родиона нет. Да и ко всему прочему молодой человек в преступлении не признается.

Дуня собирается на встречу со Свидригайловым. Аркадий Иванович хочет, чтобы весь их разговор поговорили именно в его квартире. Он рассказывает девушке о том, что подслушал разговор Сони и Раскольникова. Свидригайлов обещает спасти брата Дуни, в обмен на ее любовь и расположение девушки.

Дуня хочет покинуть дом Свидригайлова. Однако она понимает, что дверь заперта на ключ. От страха и отчаяние она хватает револьвер и несколько раз стреляет в Аркадия Ивановича. Девушка промахивается, и слезно просит ее отпустить. Свидригайлов добровольно отдает девушке ключ от двери. Дуня спешит убраться вон из дома Аркадия Ивановича, бросая при этом револьвер на пол. Свидригайлов поднимает с полу револьвер.

Свидригайлов, чтобы забыться ходит по трактирам. Потом он заходит в гости к Соне Мармеладовой. Аркадий Иванович рассказывает девушке о том, что пристроил детей в самый лучший пансионат. Свидригайлов дает девушке небольшую сумму денег. Ночью Аркадию Ивановичу снится сон, в котором к нему приходит девочка подросток, которая в далеком прошлом погибла из-за него. Он в спешке покидает гостиницу. А позже кончает жизнь самоубийством при помощи Дуниного револьвера.

Родион Раскольников прощается с матерью и сестрой. Он говорит своей сестре Дуне, что больше не может врать и готов признаться в убийстве старухи процентщицы. Он обещает своим родным начать новую жизнь. Родион очень сожалеет о том, что так и не смог переступить заветного порога своей же теории, порога своей совести.

Родион Раскольников идет в дом к Соне Мармеладовой. Девушка в силу своей набожности надевает на молодого человека свой нательный крестик. Она напутствие Раскольникову и советует ему поцеловать землю на перекрестке, сказать при этом вслух о том, что именно он является убийцей. Родион делает все так, как советовала ему Соня. Потом он идет в полицейский участок для того, чтобы признаться в содеянном. В участке он также узнает о том, что Свидригайлов покончил жизнь самоубийством.

Эпилог

Раскольникова за свершенное им преступление, приговаривают к восьми годам каторжных работ. Вот уже полтора года Родион отбывает наказание. Его мать, Пульхерия Александровна скоропостижно умирает. Сонечка отправляется на каторгу вслед за своим братом Раскольниковым. Дуня вышла замуж за товарища Родиона, Разумихина. У молодого человека рождается план. Этот план заключается в том, чтобы накопить денег и поехать в Сибирь. В Сибири он хочет, чтобы они всем вместе начали новую жизнь.

В тюрьме Родион не находит общего языка с остальными заключенными. Его терзает совесть за то, что он столь глупо и бездарно загубил свою жизнь. Аркадий Иванович Свидригайлов кажется Раскольникову человеком сильным духом. Он придерживается данной точки зрения, потому что Свидригайлов, в отличие от него, смог покончить с собой. Соню Мармеладову все арестанты очень полюбили. При встрече с ней они снимали шапки и кланялись в ноги. В ссылке Родион сильно заболел, и даже слег в госпиталь. Выздоровление его происходило очень тяжело и довольно медленно. Все это время под подушкой у Раскольникова лежит Евангелие. В один прекрасный день, молодой человек, окончательно отчаявшись, начинает плакать и бросается обнимать колени Сони. Девушка понимает, что Родион любит ее и тоже начинает плакать. Именно любовь смогла спасти их сердца. Будто бы одно сердце было источником жизни для другого сердца. Они решили ждать и терпеть все невзгоды, которые приготовила им судьба. Соня Мармеладова была счастлива, ведь она более не представляла свою жизнь без Родиона Раскольникова.

Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься. Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий вздор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, - нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! - подумал он с странною улыбкой. - Гм… да… все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше боятся? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся… А впрочем, я слишком много болтаю. Оттого и ничего не делаю, что болтаю. Пожалуй, впрочем, и так: оттого болтаю, что ничего не делаю. Это я в этот последний месяц выучился болтать, лежа по целым суткам в углу и думая… о царе Горохе. Ну зачем я теперь иду? Разве я способен на это? Разве это серьезно? Совсем не серьезно. Так ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Да, пожалуй что и игрушки!»

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, - все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел.

Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой. Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице. Другое дело при встрече с иными знакомыми или с прежними товарищами, с которыми вообще он не любил встречаться… А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» - и заорал во все горло, указывая на него рукой, - молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу. Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская, но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону. Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его.

Я так и знал! - бормотал он в смущении, - я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа… Смешная, потому и приметная… К моим лохмотьям непременно нужна фуражка, хотя бы старый блин какой-нибудь, а не этот урод. Никто таких не носит, за версту заметят, запомнят… главное, потом запомнят, ан и улика. Тут нужно быть как можно неприметнее… Мелочи, мелочи главное!.. Вот эти-то мелочи и губят всегда и все…

Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя все еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало все сильнее и сильнее.

С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в -ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками - портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника. Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница была темная и узкая, «черная», но он все уже это знал и изучил, и ему вся эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был неопасен. «Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..» - подумал он невольно, проходя в четвертый этаж. Здесь загородили ему дорогу отставные солдаты-носильщики, выносившие из одной квартиры мебель. Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает, и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице и на этой площадке, остается, на некоторое время, только одна старухина квартира занятая. Это хорошо… на всякой случай…» - подумал он опять и позвонил в старухину квартиру. Звонок брякнул слабо, как будто был сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов почти все такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил… Он так и вздрогнул, слишком уж ослабели нервы на этот раз. Немного спустя дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели пришедшего с видимым недоверием, и только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки. Но увидав на площадке много народу, она ободрилась и отворила совсем. Молодой человек переступил через порог в темную прихожую, разгороженную перегородкой, за которою была крошечная кухня. Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела. Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела. Должно быть, молодой человек взглянул на нее каким-нибудь особенным взглядом, потому что и в ее глазах мелькнула вдруг опять прежняя недоверчивость.

Раскольников, студент, был у вас назад тому месяц, - поспешил пробормотать молодой человек с полупоклоном, вспомнив, что надо быть любезнее.

Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, - отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз от его лица.

Так вот-с… и опять, по такому же дельцу… - продолжал Раскольников, немного смутившись и удивляясь недоверчивости старухи.

«Может, впрочем, она и всегда такая, да я в тот раз не заметил», - подумал он с неприятным чувством.

Старуха помолчала, как бы в раздумье, потом отступила в сторону и, указывая на дверь в комнату, произнесла, пропуская гостя вперед: - Пройдите, батюшка.

Небольшая комната, в которую прошел молодой человек, с желтыми обоями, геранями и кисейными занавесками на окнах, была в эту минуту ярко освещена заходящим солнцем. «И тогда, стало быть, так же будет солнце светить!..» - как бы невзначай мелькнуло в уме Раскольникова, и быстрым взглядом окинул он все в комнате, чтобы по возможности изучить и запомнить расположение. Но в комнате не было ничего особенного. Мебель, вся очень старая и из желтого дерева, состояла из дивана с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета с зеркальцем в простенке, стульев по стенам на двух-трех грошовых картинок в желтых рамках, изображавших немецких барышень с птицами в руках, - вот и вся мебель. В углу перед небольшим образом горела лампада. Все было очень чисто: и мебель, и полы были оттерты под лоск; все блестело. «Лизаветина работа», - подумал молодой человек. Ни пылинки нельзя было найти во всей квартире. «Это у злых и старых вдовиц бывает такая чистота», - продолжал про себя Раскольников и с любопытством покосился на ситцевую занавеску перед дверью во вторую, крошечную комнатку, где стояли старухины постель и комод и куда он еще ни разу не заглядывал. Вся квартира состояла из этих двух комнат. - Что угодно? - строго произнесла старушонка, входя в комнату и по-прежнему становясь прямо перед ним, чтобы глядеть ему прямо в лицо. - Заклад принес, вот-с! - И он вынул из кармана старые плоские серебряные часы. На оборотной дощечке их был изображен глобус. Цепочка была стальная. - Да ведь и прежнему закладу срок. Еще третьего дня месяц как минул. - Я вам проценты еще за месяц внесу; потерпите. - А в том моя добрая воля, батюшка, терпеть или вещь вашу теперь же продать. - Много ль за часы-то, Алена Ивановна? - А с пустяками ходишь, батюшка, ничего, почитай, не стоит. За колечко вам прошлый раз два билетика внесла, а оно и купить-то его новое у ювелира за полтора рубля можно. - Рубля-то четыре дайте, я выкуплю, отцовские. Я скоро деньги получу. - Полтора рубля-с и процент вперед, коли хотите-с. - Полтора рубля! - вскрикнул молодой человек. - Ваша воля. - И старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их и до того рассердился, что хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти больше некуда и что он еще и за другим пришел. - Давайте! - сказал он грубо.

Старуха полезла в карман за ключами и пошла в другую комнату за занавески. Молодой человек, оставшись один среди комнаты, любопытно прислушивался и соображал. Слышно было, как она отперла комод. «Должно быть, верхний ящик, - соображал он. - Ключи она, стало быть, в правом кармане носит… Все на одной связке, в стальном кольце… И там один ключ есть всех больше, втрое, с зубчатою бородкой, конечно, не от комода… Стало быть, есть еще какая-нибудь шкатулка, али укладка… Вот это любопытно. У укладок все такие ключи… А впрочем, как это подло все…» Старуха воротилась. - Вот-с, батюшка: коли по гривне в месяц с рубля, так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с. Да за два прежних рубля с вас еще причитается по сему же счету вперед двадцать копеек. А всего, стало быть тридцать пять. Приходится же вам теперь всего получить за часы ваши рубль пятнадцать копеек. Вот получите-с. - Как! так уж теперь рубль пятнадцать копеек! - Точно так-с. Молодой человек спорить не стал и взял деньги. Он смотрел на старуху и не спешил уходить, точно ему еще хотелось что-то сказать или сделать, но как будто он и сам не знал, что именно… - Я вам, Алена Ивановна, может быть, на днях, еще одну вещь принесу… серебряную… хорошую… папиросочницу одну… вот как от приятеля ворочу… - Он смутился и замолчал. - Ну тогда и будем говорить, батюшка. - Прощайте-с… А вы все дома одни сидите, сестрицы-то нет? - спросил он как можно развязнее, выходя в переднюю. - А вам какое до нее, батюшка, дело? - Да ничего особенного. Я так спросил. Уж вы сейчас… Прощайте, Алена Ивановна!

Раскольников вышел в решительном смущении. Смущение это все более увеличивалось. Сходя по лестнице, он несколько раз даже останавливался, как будто чем-то внезапно пораженный. И наконец, уже на улице, он воскликнул:

«О боже! как это все отвратительно! И неужели, неужели я… нет, это вздор, это нелепость! - прибавил он решительно. - И неужели такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.. И я, целый месяц…»

Но он не мог выразить ни словами, ни восклицаниями своего волнения. Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей. Он шел по тротуару как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже в следующей улице. Оглядевшись, он заметил, что стоит подле распивочной, в которую вход был с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. Из дверей, как раз в эту минуту, выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу. Долго не думая, Раскольников тотчас же спустился вниз. Никогда до сих пор не входил он в распивочные, но теперь голова его кружилась, и к тому же палящая жажда томила его. Ему захотелось выпить холодного пива, тем более что внезапную слабость свою он относил и к тому, что был голоден. Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан. Тотчас же все отлегло, и мысли его прояснели. «Все это вздор, - сказал он с надеждой, - и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство! Один какой-нибудь стакан пива, кусок сухаря, - и вот, в один миг, крепнет ум, яснеет мысль, твердеют намерения! Тьфу, какое все это ничтожество!..» Но, несмотря на этот презрительный плевок, он глядел уже весело, как будто внезапно освободясь от какого-то ужасного бремени, и дружелюбно окинул глазами присутствующих. Но даже и в эту минуту он отдаленно предчувствовал, что вся эта восприимчивость к лучшему была тоже болезненная.

В распивочной на ту пору оставалось мало народу. Кроме тех двух пьяных, что попались на лестнице, вслед за ними же вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и с гармонией. После них стало тихо и просторно. Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке и с седою бородой, очень захмелевший, задремавший на лавке и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами, расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частию корпуса, не вставая с лавки, причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи, вроде:

Или вдруг, проснувшись, опять:

В начале июля Родион Раскольников, молодой человек, живущий в крайней бедности, исключенный из студентов университета, вышел из своей каморки на улицу и медленно, стараясь избежать встречи с хозяйкой, направился к мосту. Его каморка располагалась под самой крышей пятиэтажного дома и была похожа скорее на шкаф, чем на комнату. Квартирная хозяйка, у которой он снимал комнату, жила этажом ниже, в отдельной квартире. Каждый раз, проходя мимо хозяйкиной кухни, Раскольников испытывал «болезненное и трусливое» ощущение, от которого ему становилось стыдно. Он не был забитым и трусливым человеком, но с некоторого времени находился в раздражительном состоянии, углубился в себя и не хотел никого видеть. Его подавленное настроение было вызвано бедностью.

В последние дни его состояние еще более усугубилось.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь!» - подумал он с странною улыбкой. - Гм... да... все в руках человека, и все-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости... это уж аксиома...

На улице стояла ужасная жара. Нестерпимая духота, запах кирпича и пыль еще более потрясли расстроенные нервы юноши. Неприятный запах из распивочных и то и дело попадавшиеся на его пути пьяные завершили мрачную картину. На лице Родиона Раскольникова, интересного, тонкого и стройного молодого человека «с прекрасными темными глазами», отразилось чувство глубокого омерзения и он, впав в глубокую задумчивость, шел, не замечая ничего вокруг. Лишь изредка он «бормотал что-то про себя». В этот миг юноша понял, что за последнее время он очень ослабел и уже второй день ничего не ел.

Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить... Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице...

А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» - и заорал во все горло, указывая на него рукой, - молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу... Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его. - Я так и знал! - бормотал он в смущении, - я так и думал! Это уж всего сквернее! Вот эдакая какая-нибудь глупость, какая-нибудь пошлейшая мелочь, весь замысел может испортить! Да, слишком приметная шляпа... Смешная, потому и приметная...

Раскольников направлялся к ростовщице, чтобы взять денег под залог. Но это была не единственная его цель. В голове его зрел план, он мысленно и душевно готовился к его реализации. Он шел «делать пробу своему предприятию», и его волнение с каждой минутой возрастало. Молодой человек уже знал даже, сколько шагов отделяют его дом от дома ростовщицы.

Поднимаясь по темной и узкой лестнице к квартире процентщицы, он заметил, что на ее этаже освобождается квартира, стало быть, останется только одна занятая...

«Это хорошо... на всякой случай...», - подумал он опять и позвонил в старухину квартиру...

Он так и вздрогнул, слишком уж ослабели нервы на этот раз. Немного спустя дверь приотворилась на крошечную щелочку: жилица оглядывала из щели пришедшего с видимым недоверием, и только виднелись ее сверкавшие из темноты глазки. Но увидав на площадке много народу, она ободрилась и отворила совсем... Старуха стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела... Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая...

В глазах старухи мелькнула недоверчивость. Раскольников любезно поздоровался с ней, представился и напомнил, что был у нее месяц тому назад. Старуха-процентщица проводила его в другую комнату с желтыми обоями, ярко освещенную солнцем. Войдя в нее, юноша заметил, что «тогда так же будет солнце светить», и быстрым взглядом оглядел всю комнату, стараясь запомнить расположение всех предметов до мельчайших подробностей. При этом Раскольников отметил, что в квартире не было ничего особенного и везде было очень чисто.

Раскольников оставил в залог серебряные часы на стальной цепочке. Старуха напомнила ему, что уже вышел срок прежнему закладу, и юноша пообещал ей внести проценты еще за месяц. Когда Алена Ивановна вышла за деньгами, Родион стал размышлять, чем она открывает комод, где у нее находятся ключи и т. д.

Я вам, Алена Ивановна, может быть, на днях, еще одну вещь принесу... серебряную... хорошую... папиросочницу одну... вот как от приятеля ворочу... - Он смутился и замолчал.

Ну тогда и будем говорить, батюшка.

Прощайте-с... А вы все дома одни сидите, сестрицы-то нет? - спросил он как можно развязнее, выходя в переднюю.

А вам какое до нее, батюшка, дело?

Да ничего особенного. Я так спросил. Уж вы сейчас... Прощайте, Алена Ивановна!

От старухи Раскольников вышел в смущении. Спускаясь по лестнице, он несколько раз останавливался, размышляя над занимавшими его вопросами. Выйдя на улицу, он понял, что все его мысли и намерения гадки, мерзки и подлы. Все задуманное показалось ему настолько отвратительным, что он пришел в ужас. Но то настроение, в котором он находился в самого утра, стало еще хуже. Чувство отвращения, давившее на его сердце, когда он только собирался идти к старухе-процентщице, стало еще сильнее, и он пошел по дороге как пьяный, наталкиваясь на прохожих и ничего не замечая вокруг.

Очнулся он уже на следующей улице, возле распивочной. Из дверей, поддерживая друг друга, выходили двое пьяных. Раскольников никогда прежде не бывал в распивочных, но ему очень хотелось холодного пива, и он, не раздумывая, спустился вниз.

Родион уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностью выпил первый стакан. Тотчас же все отлегло, и мысли его прояснели. «Все это вздор, - сказал он с надеждой, - и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство!..» В распивочной к этому времени осталось мало народу. Один из присутствующих, «человек, с виду похожий на отставного чиновника», привлек внимание Раскольникова.

Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.

В последнее время Раскольников избегал общества, но в этот момент ему захотелось с кем-то поговорить.

Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хоть бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.

Раскольников и человек, похожий на отставного чиновника, некоторое время смотрели друг на друга. Было видно, что они хотят заговорить.

Чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения и развития, с которыми нечего ему говорить. Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки. Но что-то было в нем очень странное; во взгляде его светилась как будто даже восторженность, - пожалуй, был и смысл и ум, - но в то же время мелькало как будто и безумие.

Чиновник первый заговорил с Раскольниковым. Он представился Семеном Захаровичем Мармеладовым, титулярным советником.

С какою-то даже жадностию накинулся он на Раскольникова, точно целый месяц тоже ни с кем не говорил... Его разговор, казалось, возбудил общее, хотя и ленивое внимание... Очевидно, Мармеладов был здесь давно известен. Да и наклонность к витиеватой речи приобрел, вероятно, вследствие привычки к частым кабачным разговорам с различными незнакомцами...

Мармеладов поведал Раскольникову историю своей жизни: его жена - Катерина Ивановна, дочь штаб-офицера, вдова офицера, образованная женщина с благородным воспитанием, от первого брака имеет троих детей. После смерти мужа-картежника она осталась без всяких средств к существованию и от безнадежности вышла замуж за Мармеладова, чиновника, который вскоре потерял место, запил и с тех пор не прекращал пить. Дочь Мармеладова от первого брака, Соня, вынуждена была пойти на панель, потому что нечем было кормить детей Катерины Ивановны. Сам Мармеладов жил на деньги, которые выпрашивал у дочери и воровал у жены.

Катерина Ивановна, жена Мармеладова, состояла на службе у некоего господина Лебезятникова, который грубо обращался с ней и даже бил. От побоев и неуважительного отношения Катерина Ивановна тяжело заболела. Соня, зарабатывавшая на жизнь «желтым билетом», была вынуждена снимать отдельную квартиру, потому что с прежней квартиры ее выгнали за непристойное поведение.

Рассказывая о своей семье, Мармеладов то и дело отвлекался, предаваясь никому не нужным рассуждениям и занимаясь самобичеванием.

Да! меня жалеть не за что! Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть! Но распни, судия, распни и, распяв, пожалей его! И тогда я сам к тебе пойду на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли ты, продавец, что этот полуштоф твой мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел; а пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он единый, он и судия. Приидет в тот день и спросит: «А где дщерь, что мачехе злой и чахоточной, что детям чужим и малолетним себя предала? Где дщерь, что отца своего земного, пьяницу непотребного, не ужасаясь зверства его, пожалела?» И скажет: «Прииди! Я уже простил тебя раз... Простил тебя раз... Прощаются же и теперь грехи твои мнози, за то, что возлюбила много...» И простит мою Соню, простит, я уж знаю, что простит...

Мармеладов был сильно пьян, и Раскольников, понимая, что он не сможет добраться домой сам, решил проводить его. Дверь им открыла жена Мармеладова.

Раскольников тотчас признал Катерину Ивановну. Это была ужасно похудевшая женщина, тонкая, довольно высокая и стройная, еще с прекрасными темно-русыми волосами и действительно с раскрасневшимися до пятен щеками. Она ходила взад и вперед по своей небольшой комнате, сжав руки на груди, с запекшимися губами и неровно, прерывисто дышала. Глаза ее блестели как в лихорадке, но взгляд был резок и неподвижен, и болезненное впечатление производило это чахоточное и взволнованное лицо, при последнем освещении догоравшего огарка, трепетавшем на лице ее. Раскольникову она показалась лет тридцати, и действительно была не пара Мармеладову... Входящих она не слушала и не видела...

Самая младшая девочка, лет шести, спала. Мальчик, примерно на год старше ее, сидел в углу и плакал, а старшая девочка, высокая и худенькая, лет девяти, стояла рядом с ним и успокаивала его. Пьяный Мармеладов стал у входа на коленки, а Раскольникова протолкнул вперед. Увидев его, Катерина Ивановна догадалась, что он пропил последние сбережения, и начала кричать. Она схватила мужа за голову и потащила в комнату. Мармеладов смиренно полз за нею на коленках. Отчитав мужа, Катерина Ивановна стала кричать на Раскольникова. В комнату один за одним начали входить услышавшие шум соседи, а затем пожаловала и сама хозяйка - Амалия Липпевехзель, которая приказала несчастной женщине завтра же освободить комнату. Раскольников незаметно ушел, оставив на подоконнике несколько монет.

«Ну что это за вздор такой я сделал, - подумал он, - тут у них Соня есть, а мне самому надо». Но рассудив, что взять назад уже невозможно и что все-таки он и без того бы не взял, он махнул рукой и пошел на свою квартиру.

«Соне помадки ведь тоже нужно, - продолжал он, шагая по улице, и язвительно усмехнулся, - денег стоит сия чистота... Гм! А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю... золотопромышленность... вот они все, стало быть, и на бобах завтра без моих-то денег... Ай да Соня! Какой колодезь, однако ж, сумели выкопать! и пользуются! Вот ведь пользуются же! И привыкли. Поплакали, и привыкли. Ко всему-то подлец-человек привыкает!»

Он задумался.

Ну а коли я соврал, - воскликнул он вдруг невольно, - коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род то есть человеческий, то значит, что остальное все - предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..

Проснувшись на следующее утро, Раскольников с ненавистью и раздражением оглядел свою «каморку». Это была очень маленькая комната с желтыми оборванными обоями и старой мебелью, которую составляли три старых стула, крашеный стол, стоявший в углу, и большая софа, занимавшая почти половину ширины комнаты. Эта софа служила Раскольникову постелью, на которой он спал, часто не раздеваясь. Раскольников понимал, что он опустился и превратился в неряшливого человека, но в том настроении, в котором он находился последнее время, ему это было даже приятно. Он отгородился от людей, все вызывали в нем злость и раздражение.

Квартирная хозяйка уже два дня не давала ему еду, но он и не думал с ней объясняться. Одна Настасья, хозяйкина служанка, была рада настроению юноши - теперь ей не нужно было у него убираться. В это утро она принесла Раскольникову чаю и предложила вчерашних щей. Пока Родион ел, Настасья сидела рядом с ним и болтала. Она рассказала, что хозяйка собиралась жаловаться на него в полицию за то, что он денег за комнату не платит и не съезжает. Через некоторое время Настасья вспомнила, что вчера ему пришло письмо. Она быстро принесла его и Раскольников, помедлив некоторое время, распечатал его и начал читать. Это было письмо от его матери, в котором она объясняла, почему не могла прежде прислать ему денег: она сама и сестра Раскольникова Дуня, стараясь обеспечить его необходимым, залезли в большие долги. Дуне пришлось поступить в услужение к господам Свидригайловым и взять вперед сто рублей вознаграждения, чтобы послать брату. По этой причине, когда Свидригайлов начал домогаться Дуни, она не могла сразу уйти оттуда. Жена Свидригайлова - Марфа Петровна - по ошибке обвинила во всем Дуню и выгнала ее из дома, опозорив на весь город. Но через некоторое время в Свидригайлове проснулась совесть, и он отдал жене письмо Дуни, в котором она с гневом отвергала его домогательства и заступалась за его жену.

Сожалея о своем поступке, Марфа Петровна решила восстановить репутацию девушки и начала объезжать все городские дома. Таким образом ей удалось вернуть девушке доброе имя, и Дуню даже стали приглашать давать частные уроки, но она отказалась. В скором времени для Дуни нашелся жених - надворный советник Петр Петрович Лужин, дальний родственник Марфы Петровны, собиравшийся в ближайшее время ехать в Петербург, чтобы открыть публичную адвокатскую контору.

Читая письмо матери, которая тщетно старалась обнаружить хоть какие-нибудь положительные качества у человека, за которого согласилась выйти замуж Дуня, Раскольников понимал, что сестра его продает себя, чтобы помочь ему закончить учебу и устроиться (на это она надеялась) в адвокатскую контору, которую собирался открыть в Петербурге ее будущий муж. Мать Родиона считала Лужина прямодушным человеком. В доказательство этого она приводила его слова о том, что он желает жениться на девушке честной, но непременно бедной и пережившей беду, потому что, по его мнению, муж ничем не должен быть обязан своей жене, напротив, жена должна видеть в муже своего благодетеля. В конце письма мать выражала надежду, что Дуня, выйдя замуж, будет счастлива, а ее муж может оказаться полезным и ему, Родиону (Дуня уже строила планы, как Родион станет компаньоном ее мужа), и извещала о том, что они с Дуней в скором времени выезжают в Петербург. По ее словам, Петр Петрович, обосновавшись в Петербурге, хотел как можно скорее скрепить их с Дуней отношения узами брака и сыграть свадьбу.

Почти все время как читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам. Он прилег головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал. Сильно билось его сердце, и сильно волновались его мысли. Наконец ему стало душно и тесно в этой желтой каморке, похожей на шкаф или на сундук. Взор и мысль просили простору.

Юноша вышел на улицу и пошел вперед, разговаривая сам с собой и не замечая дороги. Он находился под впечатлением прочитанного письма, и принял твердое решение не допустить брака его сестры с Лужиным. Раскольников был убежден, что Дуня выходит замуж лишь для того, чтобы помочь ему, то есть приносит себя в жертву.

«Нет, Дунечка, все вижу и знаю, о чем ты со мной много-то говорить собираешься; знаю и то, о чем ты всю ночь продумала, ходя по комнате, и о чем молилась перед Казанскою божией матерью, которая у мамаши в спальне стоит. На Голгофу-то тяжело всходить. Гм... Так, значит, решено уж окончательно: за делового и рационального человека изволите выходить, Авдотья Романовна, имеющего свой капитал (уже имеющего свой капитал, это солиднее, внушительнее), служащего в двух местах и разделяющего убеждения новейших наших поколений (как пишет мамаша) и, “кажется, доброго”, как замечает сама Дунечка. Это кажется всего великолепнее! И эта же Дунечка за это же кажется замуж идет!.. Великолепно! Великолепно!..»

«Дорого, дорого стоит, Дунечка, сия чистота!» Ну, если потом не под силу станет, раскаетесь? Скорби-то сколько, грусти, проклятий, слез-то, скрываемых ото всех, сколько, потому что не Марфа же вы Петровна? А с матерью что тогда будет? Ведь она уж и теперь неспокойна, мучается; а тогда, когда все ясно увидит? А со мной?.. Да что же вы в самом деле обо мне-то подумали? Не хочу я вашей жертвы, Дунечка, не хочу, мамаша! Не бывать тому, пока я жив, не бывать, не бывать! Не принимаю!»

Он вдруг очнулся и остановился...

Родион понимал, что прежде чем он закончит учебу, устроится на работу и сможет помочь матери и сестре, пройдет немало времени. «А что будет за это время с матерью и сестрой?» - думал он. Задавая себе бесконечные вопросы, измучившие его сердце, он понял, что ждать уже нет времени. Наступил решающий момент и нужно было принимать решение.

Давным-давно как зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрировалась, приняв форму ужасного, дикого и фантастического вопроса, который замучил его сердце и ум, неотразимо требуя разрешения. Теперь же письмо матери вдруг как громом в него ударило. Ясно, что теперь надо было не тосковать, не страдать пассивно, одними рассуждениями о том, что вопросы неразрешимы, а непременно что-нибудь сделать, и сейчас же, и поскорее. Во что бы то ни стало надо решиться, хоть на что-нибудь, или...

«Или отказаться от жизни совсем! - вскричал он вдруг в исступлении, - послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!..»

Раскольникова снова посетила мысль о процентщице. Вдруг он заметил бредущую по бульвару пьяную девушку, почти девочку, в разорванном платье. Качаясь во все стороны, она дошла до скамейки и села на нее. Раскольников стоял напротив девушки, недоуменно глядя на нее и обдумывая, чем ей можно помочь. В нескольких шагах от скамейки остановился жирный «франт», который собирался подойти к девушке явно с грязными намерениями. Раскольников прогнал его и позвал городового, которому дал денег на извозчика, чтобы он отвез девушку домой. Они пришли к выводу, что девушку обманули, напоили, обесчестили и выкинули на улицу. Городовой попытался узнать у девушки, где она живет, но она, думая, что к ней пристают, поднялась со скамейки и нетвердо зашагала вперед. Жирный господин направился вслед за ней.

«А пусть! Это, говорят, так и следует. Такой процент, говорят, должен уходить каждый год... куда-то... к черту, должно быть, чтоб остальных освежать и им не мешать. Процент! Славные, право, у них эти словечки: они такие успокоительные, научные. Сказано: процент, стало быть, и тревожиться нечего. Вот если бы другое слово, ну тогда... было бы, может быть, беспокойнее... А что, коль и Дунечка как-нибудь в процент попадет!.. Не в тот, так в другой?»

Размышляя о дальнейшей судьбе девушки, Раскольников поймал себя на мысли, что, выходя из дома, он собирался идти к своему университетскому товарищу Разумихину. Когда Раскольников посещал занятия в университете, у него почти не было друзей. Он избегал своих сокурсников, и в скором времени все от него отвернулись. Его не любили, но уважали за то, что он занимался, не жалея себя. Многим казалось, что он сморит на них свысока. С Разумихиным Раскольников был общительнее и откровеннее, чем с другими.

Это был необыкновенно веселый и сообщительный парень, добрый до простоты. Впрочем, под этою простотой таилась и глубина, и достоинство. Лучшие из его товарищей понимали это, все любили его. Был он очень неглуп, хотя и действительно иногда простоват. Наружность его была выразительная - высокий, худой, всегда худо выбрит, черноволосый... Раскольников не был у него уже месяца четыре, а Разумихин и не знал даже его квартиры. Раз как-то, месяца два тому назад, они было встретились на улице, но Раскольников отвернулся и даже перешел на другую сторону, чтобы тот его не заметил. А Разумихин хоть и заметил, но прошел мимо, не желая тревожить приятеля.

Но неожиданно для себя Родион решил пойти к Разумихину не сейчас, а «после того, когда уже то будет кончено...» Собственное решение привело Раскольникова в ужас. Он шел куда глаза глядят, долго бродил по городу, потом повернул к дому и в полном изнеможении сошел с дороги, упал на траву и заснул.

Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке. Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом...

И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега...

В большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые - он часто это видел - надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена...

Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. «Садись, все садись! - кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, - всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья...

Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки и посмеивается.

Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет...

Папочка, папочка, - кричит он отцу, - папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!

Пойдем, пойдем! - говорит отец, - пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! - и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.

Секи до смерти! - кричит Миколка, - на то пошло. Засеку!..

Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны...

Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут... Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться...

А чтобы те леший! - вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской...

Раздается тяжелый удар...

А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить...

Эх, ешь те комары! Расступись! - неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. - Берегись! - кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом...

Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает...

Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы... Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.

Пойдем! пойдем! - говорит он ему, - домой пойдем!

Папочка! За что они... бедную лошадку... убили! - всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.

Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! - говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается...

Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.

«Слава богу, это только сон! - сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. - Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!»

Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.

«Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором... Господи, неужели?»

Он дрожал как лист, говоря это.

Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор...

Размышляя, Родион пришел к выводу, что он не сможет взять топор и бить по голове, что он на это не способен. От этой мысли на душе у него стало намного легче.

Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!

Позднее, когда Родион вспоминал это время и все, что с ним случилось, он никак не мог понять, зачем ему, усталому и изможденному, нужно было возвращаться домой через Сенную площадь, хотя можно было пойти более коротким путем. И это обстоятельство казалось Раскольникову «предопределением судьбы его».

Он проходил около Сенной площади около десяти часов вечера. Все торговцы закрывали свои заведения и спешили домой, не обращая внимания на молодого человека в лохмотьях. У одного из переулков мещанин и его жена, торговавшие нитками, платками, тесемками и т. д., разговаривали со знакомой - Лизаветой Ивановной, младшей сестрой Алены Ивановны, той самой старухи-процентщицы, к которой Раскольников приходил закладывать свои вещи и которую он так часто вспоминал.

Это была высокая, неуклюжая, робкая и смиренная девка, чуть не идиотка, тридцати пяти лет, бывшая в полном рабстве у сестры своей, работавшая на нее день и ночь, трепетавшая перед ней и терпевшая от нее даже побои. Она стояла в раздумье с узлом перед мещанином и бабой и внимательно слушала их. Те что-то ей с особенным жаром толковали. Когда Раскольников вдруг увидел ее, какое-то странное ощущение, похожее на глубочайшее изумление, охватило его, хотя во встрече этой не было ничего изумительного.

Мещанин с женой приглашали Лизавету прийти к ним завтра вечером обсудить какое-то выгодное дело. Лизавета долго не решалась, но потом согласилась.

Для Раскольникова ее согласие имело особенное значение. Это означало, что завтра в семь часов вечера старуха- процентщица останется дома одна. Домой Родион пришел «как приговоренный к смерти»... Он не мог ни о чем думать и рассуждать, и понял, что все решено окончательно - ему представился шанс, лучше которого и желать нельзя.

Позднее Раскольников случайно узнал, что мещанин с женой приглашали к себе Лизавету по самому обыкновенному делу: одно бедное семейство продавало вещи, и так как на рынке торговать было невыгодно, они искали торговку. Для Лизаветы это было обычным занятием. Но для Раскольникова, который в последнее время стал суеверным, это было особенным событием, знаком свыше. Еще зимой один из сокурсников сообщил Родиону адрес старухи-процентщицы. Раскольников не пошел к ней сразу, потому что давал уроки и ему было на что жить. Но через некоторое время он вспомнил адрес старухи и решил заложить у нее отцовские серебряные часы и колечко с камешками, которое ему подарила сестра на память. Отыскав старушку, Родион с первого взгляда «почувствовал к ней непреодолимое отвращение».

По дороге домой он зашел в трактир, где услышал разговор офицера со студентом об этой самой старухе и ее сводной сестре. Студент говорил, что Лизавета очень добрая и кроткая, работает на старуху день и ночь, шьет одежду на заказ и даже полы нанималась мыть, все деньги отдавала сестре, а старуха по своему завещанию не собирается ей оставлять ни гроша.

«Я бы эту старуху убил и ограбил... без всякого зазору совести, - добавил он. Столько людей пропадает без поддержки, сколько доброго можно сделать на старухины деньги! Что значит на общих весах жизнь этой... злой старушонки?»

Главное же, чему удивлялся и смеялся студент, было то, что Лизавета поминутно была беременна...

Однако когда офицер спросил собеседника, сможет ли он сам убить старуху, тот ответил «нет». Тот трактирный разговор сильно подействовал на Раскольникова - «как будто действительно было тут какое-то предопределение, указание».

Когда Раскольников вернулся домой, он сел на диван и целый час просидел в одном положении. На улице уже стемнело. Спустя некоторое время юноша почувствовал озноб, лег на диван и заснул. Вошедшая к нему на следующее утро Настасья с трудом смогла его разбудить. Она принесла ему чай и хлеб. Родион попытался встать, но почувствовав слабость и головную боль, упал на диван. После обеда Настасья принесла ему суп и застала его в том же состоянии. Оставшись один, он съел немного супа, прилег на диван и, уткнувшись лицом в подушку, некоторое время лежал не двигаясь. В его болезненном воображении представлялись смутные картины: что он в Африке, в оазисе, где растут пальмы; пьет из ручья чистую прозрачную воду, которая бежит по песку...

Вдруг он ясно услышал, что бьют часы. Он вздрогнул, очнулся, приподнял голову, посмотрел в окно, сообразил время и вдруг вскочил, совершенно опомнившись, как будто кто его сорвал с дивана. На цыпочках подошел он к двери, приотворил ее тихонько и стал прислушиваться вниз на лестницу...

Приготовлений, впрочем, было немного... Во-первых, надо было петлю сделать и к пальто пришить, - дело минуты. Он полез под подушку и отыскал в напиханном под нее белье одну, совершенно развалившуюся, старую, немытую свою рубашку. Из лохмотьев ее он выдрал тесьму, в вершок шириной и вершков в восемь длиной. Эту тесьму сложил он вдвое, снял с себя свое широкое, крепкое, из какой-то толстой бумажной материи летнее пальто (единственное его верхнее платье) и стал пришивать оба конца тесьмы под левую мышку изнутри. Руки его тряслись пришивая, но он одолел, и так, что снаружи ничего не было видно, когда он опять надел пальто. Иголка и нитки были у него уже давно приготовлены и лежали в столике, в бумажке. Что же касается петли, то это была очень ловкая его собственная выдумка: петля назначалась для топора.

Покончив с этим, он просунул пальцы в маленькую щель, между его «турецким» диваном и полом, пошарил около левого угла и вытащил давно уже приготовленный и спрятанный там заклад. Этот заклад был, впрочем, вовсе не заклад, а просто деревянная, гладко обструганная дощечка, величиной и толщиной не более, как могла бы быть серебряная папиросочница... Это для того, чтобы на время отвлечь внимание старухи, когда она начнет возиться с узелком, и улучить таким образом минуту. Железная же пластинка прибавлена была для весу, чтобы старуха хоть в первую минуту не догадалась, что «вещь» деревянная. Все это хранилось у него до времени под диваном...

Он бросился к двери, прислушался, схватил шляпу и стал сходить вниз свои тринадцать ступеней, осторожно, неслышно, как кошка. Предстояло самое важное дело - украсть из кухни топор. О том, что дело надо сделать топором, решено им было уже давно...

Итак, стоило только потихоньку войти, когда придет время, в кухню и взять топор, а потом, чрез час (когда все уже кончится), войти и положить обратно...

Поровнявшись с хозяйкиною кухней, как и всегда отворенною настежь, он осторожно покосился в нее глазами, чтоб оглядеть предварительно: нет ли там, в отсутствие Настасьи, самой хозяйки, а если нет, то хорошо ли заперты двери в ее комнате, чтоб она тоже как-нибудь оттуда не выглянула когда он за топором войдет? Но каково же было его изумление, когда он вдруг увидал, что Настасья не только на этот раз дома, у себя в кухне, но еще занимается делом: вынимает из корзины белье и развешивает на веревках! Увидев его, она перестала развешивать, обернулась к нему и все время смотрела на него, пока он проходил. Он отвел глаза и прошел, как будто ничего не замечая. Но дело было кончено: нет топора! Он был поражен ужасно.

«И с чего взял я, - думал он, сходя под ворота, - с чего взял я, что ее непременно в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться над собою со злости... Тупая, зверская злоба закипела в нем.

Он остановился в раздумье под воротами. Идти на улицу, так, для виду, гулять, ему было противно; воротиться домой - еще противнее. «И какой случай навсегда потерял!» - пробормотал он, бесцельно стоя под воротами, прямо против темной каморки дворника, тоже отворенной. Вдруг он вздрогнул. Из каморки дворника, бывшей от него в двух шагах, из-под лавки направо что-то блеснуло ему в глаза... Он осмотрелся кругом - никого. На цыпочках подошел он к дворницкой, сошел вниз по двум ступенькам и слабым голосом окликнул дворника. «Так и есть, нет дома! Где-нибудь близко, впрочем, на дворе, потому что дверь отперта настежь». Он бросился стремглав на топор (это был топор) и вытащил его из-под лавки, где он лежал между двумя поленами; тут же, не выходя, прикрепил его к петле, обе руки засунул в карманы и вышел из дворницкой; никто не заметил! «Не рассудок, так бес!» - подумал он, странно усмехаясь. Этот случай ободрил его чрезвычайно...

Но вот и четвертый этаж, вот и дверь, вот и квартира напротив; та, пустая. В третьем этаже, по всем приметам, квартира, что прямо под старухиной, тоже пустая: визитный билет, прибитый к дверям гвоздочками, снят - выехали!.. Он задыхался. На одно мгновение пронеслась в уме его мысль: «Не уйти ли?» Но он не дал себе ответа и стал прислушиваться в старухину квартиру: мертвая тишина. Потом еще раз прислушался вниз на лестницу, слушал долго, внимательно... Он не выдержал, медленно протянул руку к колокольчику и позвонил. Через полминуты еще раз позвонил, погромче.

Нет ответа. Звонить зря было нечего, да ему и не к фигуре. Старуха, разумеется, была дома, но она подозрительна и одна. Он отчасти знал ее привычки... и еще раз плотно приложил ухо к двери. Чувства ли его были так изощрены (что вообще трудно предположить), или действительно было очень слышно, но вдруг он различил как бы осторожный шорох рукой у замочной ручки и как бы шелест платья о самую дверь. Кто-то неприметно стоял у самого замка и точно так же, как он здесь, снаружи, прислушивался, притаясь изнутри и, кажется, тоже приложа ухо к двери...

Мгновение спустя послышалось, что снимают запор. Дверь, как и тогда, отворилась на крошечную щелочку, и опять два вострые и недоверчивые взгляда уставились на него из темноты. Видя же, что она стоит в дверях поперек и не дает ему пройти, он пошел прямо на нее. Та отскочила в испуге, хотела было что-то сказать, но как будто не смогла и смотрела на него во все глаза.

Здравствуйте, Алена Ивановна, - начал он как можно развязнее, но голос не послушался его, прервался и задрожал, - я вам... вещь принес... да вот лучше пойдемте сюда... к свету... - И, бросив ее, он прямо, без приглашения, прошел в комнату. Старуха побежала за ним; язык ее развязался.

Господи! Да чего вам?.. Кто такой? Что вам угодно?

Помилуйте, Алена Ивановна... знакомый ваш... Раскольников... вот, заклад принес, что обещался намедни... - И он протягивал ей заклад.

Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась глазами прямо в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво.

Да что вы так смотрите, точно не узнали? - проговорил он вдруг тоже со злобой. - Хотите берите, а нет - я к другим пойду, мне некогда.

Старуха опомнилась, и решительный тон гостя ее, видимо, ободрил.

Да чего же ты, батюшка, так вдруг... что такое? - спросила она, смотря на заклад.

Серебряная папиросочница: ведь я говорил прошлый раз.

Она протянула руку.

Да чтой-то вы какой бледный? Вот и руки дрожат! Искупался, что ль, батюшка?

Лихорадка, - отвечал он отрывисто. - Поневоле станешь бледный... коли есть нечего, - прибавил он, едва выговаривая слова. Силы опять покидали его. Но ответ показался правдоподобным; старуха взяла заклад.

Что такое? - спросила она, еще раз пристально оглядев Раскольникова и взвешивая заклад на руке.

Вещь... папиросочница... серебряная... посмотрите...

Стараясь развязать снурок и оборотясь к окну, к свету (все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила и стала к нему задом. Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор... вдруг голова его как бы закружилась.

Да что он тут навертел! - с досадой вскричала старуха и пошевелилась в его сторону.

Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом. Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась в нем сила. Старуха, как и всегда, была простоволосая. Светлые с проседью, жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные маслом, были заплетены в крысиную косичку и подобраны под осколок роговой гребенки, торчавшей на ее затылке. Удар пришелся в самое темя, чему способствовал ее малый рост. Она вскрикнула, но очень слабо, и вдруг вся осела к полу, хотя и успела еще поднять обе руки к голове. В одной руке еще продолжала держать «заклад». Тут он изо всей силы ударил раз и другой, все обухом и все по темени. Кровь хлынула, как из опрокинутого стакана, и тело повалилось навзничь. Он отступил, дал упасть и тотчас же нагнулся к ее лицу; она была уже мертвая. Глаза были вытаращены, как будто хотели выпрыгнуть, а лоб и все лицо были сморщены и искажены судорогой.

Положив топор возле мертвой, Раскольников полез к ней в карман, из которого она обычно доставала ключи. Стараясь не запачкаться кровью, дрожащими руками он достал ключи и побежал с ними в спальню. Когда он пытался открыть ключами стоящий у стены комод, в его сознании мелькнула мысль, что нужно все бросить и уйти. Затем он вдруг подумал, что Алена Ивановна может быть жива, подбежал к ней и убедился, что она мертва.

Вдруг он заметил на ее шее снурок, дернул его, но снурок был крепок и не срывался... После двухминутной возни, разрезал снурок, не касаясь топором тела, и снял; он не ошибся - кошелек. На снурке были два креста, кипарисный и медный, и, кроме того, финифтяный образок; и тут же вместе с ними висел небольшой, замшевый, засаленный кошелек, с стальным ободком и колечком. Кошелек был очень туго набит; Раскольников сунул его в карман, не осматривая, кресты сбросил старухе на грудь и, захватив на этот раз и топор, бросился обратно в спальню.

Он спешил ужасно, схватился за ключи и опять начал возиться с ними. Но как-то все неудачно: не вкладывались они в замки... Он бросил комод и тотчас же полез под кровать, зная, что укладки обыкновенно ставятся у старух под кроватями. Так и есть: стояла значительная укладка, побольше аршина в длину, с выпуклою крышей, обитая красным сафьяном, с утыканными по нем стальными гвоздиками. Зубчатый ключ как раз пришелся и отпер... Между тряпьем были перемешаны золотые вещи - вероятно, все заклады, выкупленные и невыкупленные, - браслеты, цепочки, серьги, булавки и проч. Нимало не медля, он стал набивать ими карманы панталон и пальто, не разбирая и не раскрывая свертков и футляров; но он не успел много набрать...

Вдруг послышалось, что в комнате, где была старуха, ходят. Он остановился и притих, как мертвый. Но все было тихо, стало быть, померещилось. Вдруг явственно послышался легкий крик, или как будто кто-то тихо и отрывисто простонал и замолчал. Затем опять мертвая тишина, с минуту или с две. Он сидел на корточках у сундука и ждал едва переводя дух, но вдруг вскочил, схватил топор и выбежал из спальни. Среди комнаты стояла Лизавета, с большим узлом в руках, и смотрела в оцепенении на убитую сестру, вся белая как полотно и как бы не в силах крикнуть. Увидав его выбежавшего, она задрожала как лист, мелкою дрожью, и по всему лицу ее побежали судороги; приподняла руку, раскрыла было рот, но все-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться от него в угол, пристально, в упор, смотря на него, но все не крича, точно ей воздуху недоставало, чтобы крикнуть. Он бросился на нее с топором; губы ее перекосились так жалобно, как у очень маленьких детей, когда, они начинают чего-нибудь пугаться, пристально смотрят на пугающий их предмет и собираются закричать... Она только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица, и медленно протянула ее к нему вперед, как бы отстраняя его. Удар пришелся прямо по черепу, острием, и сразу прорубил всю верхнюю часть лба, почти до темени. Она так и рухнулась. Раскольников совсем было потерялся, схватил ее узел, бросил его опять и побежал в прихожую.

Страх охватывал его все больше и больше, особенно после этого второго, совсем неожиданного убийства. Ему хотелось поскорее убежать отсюда... Руки его были в крови и липли. Топор он опустил лезвием прямо в воду, схватил лежавший на окошке, на расколотом блюдечке, кусочек мыла и стал, прямо в ведре, отмывать себе руки. Отмыв их, он вытащил и топор, вымыл железо, и долго, минуты с три, отмывал дерево, где закровянилось, пробуя кровь даже мылом. Затем все оттер бельем, которое тут же сушилось на веревке, протянутой через кухню, и потом долго, со вниманием, осматривал топор у окна. Следов не осталось, только древко еще было сырое. Тщательно вложил он топор в петлю, под пальто. Затем, сколько позволял свет в тусклой кухне, осмотрел пальто, панталоны, сапоги...

Он стоял, смотрел и не верил глазам своим: дверь, наружная дверь, из прихожей на лестницу, та самая, в которую он давеча звонил и вошел, стояла отпертая, даже на целую ладонь приотворенная: ни замка, ни запора, все время, во все это время... Он кинулся к дверям и наложил запор.

«Но нет, опять не то! Надо идти, идти...»

Он уже ступил было шаг на лестницу, как вдруг опять послышались чьи-то новые шаги... Шаги были тяжелые, ровные, неспешные. Вот уж он прошел первый этаж, вот поднялся еще; все слышней и слышней! Послышалась тяжелая одышка входившего. Вот уж и третий начался... Сюда! И вдруг показалось ему, что он точно окостенел, что это точно во сне, когда снится, что догоняют, близко, убить хотят, а сам точно прирос к месту и руками пошевелить нельзя.

Когда уже гость стал подниматься в четвертый этаж, тут только он весь вдруг встрепенулся и успел таки быстро и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру и притворить за собой дверь. Затем схватил запор и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей...

Гость несколько раз тяжело отдыхнулся... Как только звякнул жестяной звук колокольчика, ему вдруг как будто почудилось, что в комнате пошевелились. Несколько секунд он даже серьезно прислушивался. Незнакомец звякнул еще раз, еще подождал и вдруг, в нетерпении, изо всей силы стал дергать ручку у дверей. В ужасе смотрел Раскольников на прыгавший в петле крюк запора и с тупым страхом ждал, что вот-вот и запор сейчас выскочит...

Да что они там, дрыхнут или передушил их кто? Тррреклятые! - заревел он как из бочки. - Эй, Алена Ивановна, старая ведьма! Лизавета Ивановна, красота неописанная! Отворяйте! У, треклятые, спят они, что ли?

И снова, остервенясь, он раз десять сразу, из всей мочи, дернул в колокольчик. Уж, конечно, это был человек властный и короткий в доме.

В самую эту минуту вдруг мелкие, поспешные шаги послышались недалеко на лестнице. Подходил еще кто-то. Раскольников и не расслышал сначала.

Неужели нет никого? - звонко и весело закричал подошедший, прямо обращаясь к первому посетителю, все еще продолжавшему дергать звонок. - Здравствуйте, Кох!

Посетители начали обсуждать, почему дверь не открывают, ведь старуха редко выходила из дома. Когда они решили обратиться к дворнику, чтобы узнать, где может быть старуха, один из посетителей заметил, что дверь заперта на запор изнутри. Они пришли к выводу, что тут что-то не так, и один из них побежал вниз за дворником. Второй посетитель, подождав некоторое время, тоже ушел.

Раскольников вышел из квартиры, спрятался в пустой квартире на третьем этаже, дождался, пока посетители с дворником поднялись по лестнице на четвертый этаж и выбежал из дома на улицу. Умирая со страху, он шел «в нетвердой памяти», не понимая, что творится вокруг. Подойдя к своему дому, он вспомнил о топоре, положил его на место в дворницкой, где снова никого не было. Оказавшись в своей комнате, Раскольников без сил бросился на диван и впал в забытье.