Задумаемся над вопросом: чем отличается наш (ваш) индивидуальный язык от языка ваших родителей?

Взгляд на проблему лингвиста: Это очевидно! Взгляд обывателя: абсурд! Вы заучиваете язык родителей. В школе не учат языковому творчеству и искореняют его (Д. Давыдов; Голев: Учеников нужно учить нарушать нормы, а не только их охранять; сиделка-лежалка «Убойная сила») Если родители говорит на диалекте, то не они «языковые родители». Для чистоты эксперимента должно быть единство социального диалекта.

Заметнее всего изменяется словарь. Но эти изменения - особые: отражают непосредственные изменения социальных и культурно-бытовых условий (видео, спонсор, стагнация, серфинг, компьютер, дискеты). Вспомнить, какие слова из лексикона ваших родителей вы уже не употребляете или с изменением значения (пастила, эскимо, торгсин, соцсоревнование, облигации, жоржетка, дымка, жоржик - матрос-франт, копирайтер - придумайте синоним?)

А различия в фонетических и грамматических единицах или системах?

Возможно, кто-то отметит фонетические особенности: [бог], [ гаспот, ],[благо]

Для большинства и эти изменения окажутся незамеченными.

Итак, языковые новшества зависят говорящих и незаметны для тех, кто их осуществляет. Однако известны факты не только частичных изменений в языке, но и полного перевоплощения одной языковой системы в другую (латинский в итальянский или во французский, древнекитайский - современный китайский, древнерусский - современно-русский) И факты свидетельствуют, что изменения - это неизбежный спутник языковой истории и что на протяжении нескольких поколений они могут достигнуть больших размеров.

Целый ряд типичных языковых изменений повторяется приблизительно в одинаковой форме в исторически различающихся языках - как родственных, так и неродственных.

В исторической фонетике - смягчение заднеязычных, типа г, к - переход их в аффрикаты типа ч, ц. Есть в германских, романских, славянских, китайских. Необходимо установить, что является причиной типичных языковых изменений.

Чем вызываются изменения в языке? Это основной вопрос.

Насколько осознанно воздействие на язык людей?

Изменения в мертвых языках не происходят, а только в живых. Языки связаны с говорящими на них людьми, народами. Люди совершенствуют языки, т.е. все изменения совершаются носителями языка .

Сознательное воздействие на развитие языка со стороны отдельных лиц (или общественных сил - славянофилы), как правило, имеет ограниченную сферу применения (в области кодификации нормы). В целом же изменения в языке происходят не по намеченным кем-то планам, а по объективным законам.

Что же управляет развитием языка? Какие силы?

Гумбольдт: народный дух.

Младограмматики: все языковые изменения происходят в речи индивида (но нет ответа на вопрос «почему?»)

Еще один вопрос: всегда ли изменения того или иного конкретного языка специфичны, неповторимы (неолингвистика в лице К. Фосслера: «результат нагромождения многочисленных случайностей») или есть какие-то общие закономерности? Нельзя ли выявить какие-то типовые изменения, характерные для языка на определенной стадии развития или для определенной группы языков (генеалогически или типологически родственных)? Тогда и прогнозировать можно.

Итак, за исходное положение в поиске причин языковых изменений возьмем положение о том, что язык, созданный людьми, не может развиваться независимо от них. Развитие языка тесно связано с потребностями людей (точно выразить мысль, придать ей необходимую форму в зависимости от речевой ситуации, сферы использования) - тесно связано с развитием общества и с человеком (психикой). Одни из важнейших причин языковых изменений - изменения, происходящие в обществе.

Однако в истории всякого языка можно отметить процессы, не имеющие видимой связи с историей народа или развитием общества вообще (например, звуковые, грамматические изменения). Не сравнить с лексикой, семантикой!

Ср.: второе передвижение согласных в древненемецком связано со смелостью, доблестью у германцев (младограмматики).

Но, несмотря на отсутствие этой связи, изменения происходят и в структуре языка. (под влиянием физиологических свойств органов речи, на основе психологических ассоциаций между разными грамматическими формами - все бессознательно).

Такого типа изменения обусловлены не внешними по отношению к языковыми факторами, а внутренние (например, отношениями между элементами системами) - называют внутриязыковыми ..

Дешериев: «2 линии развития в языке: «функциональная» (социальное давление на язык) и внутриструктурная (давление системы).

Таким образом, в развитии языка - факторы социальные и внутриязыковые.

Первые - больше в лексике и фразеологии (Я ее в асфальт втоптала!) , вторые - в фонетике, грамматике.

Дополнительно

Бондалетов: Термины развития и изменения: развитие - только о совершенствовании языка (например, звуковые изменения, т.к. не вносят улучшений в язык, даже дезорганизацию - ассимиляция и редукция гласных)

Это эволюция, но не развитие. Вероятно, если нет критерия, что такое улучшение, поэтому можно употреблять как синонимы. Например, сокращение типов склонений - прогресс. Изменения в словарном составе - прогресс. А терминотворчество - нейтрально (развитие техники, но не языка). Иногда даже вредно: обкат, обкатка, обкатывание.

О формах типа инженера , дома , учителя: не представляет улучшения в грамматике без доказательств.

Рассмотрим по очереди то, что названо социальным и внутриструктурным давлением на язык, т.е. факторы, вызывающие языковые изменения.

Основные факторы внешнего давления:

1) социально-экономическая формация

3) языковые контакты

1. Социально-экономическая формация и социально-исторические типы языков.

Несмотря на большое разнообразие общественно, экономической, культурной жизни разных народов, можно выделить наиболее общие исторические типы языковые состояний, которые соотносятся с главнейшими историческими этапами в жизни общества.

Социально-исторические (или социальные по Код.) типы языков соответствуют общественно-экономическим формациям. Социально-исторический тип - типичная языковая ситуация, которая складывается в обществе в зависимости от стадии общественно-исторического развития - догосударственная (первобытнообщинный строй) или государственная (рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический строй).

Социальные общности людей - племя, народность, нация, объединение наций - пользуются разными социальными типами языков.

Из чего складывается социально-исторический тип?

3) Взаимодействие между языками.

1. Социально-исторический тип языка в эпоху первобытно-общинного строя.

Основная форма существования языка - бесписьменный язык племени (диалект). Каждый род или племя имело свой диалект. Роды - Фратрии - Племя. Фратрия - не могли вступать в брак.

«Племя и диалект по существу совпадают» (Энгельс). Распад племен, распространение их по большой территории (индейцы) - утрата единства диалекта (единство только генетическое). Из двух исторических тенденций - интеграции и дифференциации - в эту эпоху ведущей является дифференциация. Маркс: «Разобщение в пространстве вело к появлений различий в языке».

Итак, основной исторический тип в эпоху первобытного строя - совокупность родственных племенных диалектов.

О сколько-нибудь сознательном отношении людей к языку и воздействует на него в этот период говорить трудно. Хотя общность языка представители племен ощущали.

2. Социально-исторический тип языка в эпоху рабовладельческой формации.

Родовой строй был взорван разделением труда и его последствием - расколом общества на классы. Он был заменен государством (Энгельс «Происхождение семьи»).

Объединяет людей в языковой коллектив не принадлежность к роду, а место постоянного жительства. Жизнь разных племен в пределах одного государства - стирание племенных диалектов и выработка единообразного средства общения, например, койне (афинское для Аттики, Римское для покоренных народов Апеннинского полуострова)

В государстве складывается новая форма этнической общности - народность. Часть государств включало в себя несколько разноязычных этносов. В этом случае язык одного из них оказывается общим для всех, они усваивали его в качестве второго языка (например, в странах Ближнего Востока - арамейский, в провинциях, покоренных Римом - например, латынь. Преимущественно - у письменных языков (греческий, латинский, арамейский)

двуязычие: языковых завоевателей и языковых покорителей.

Итак, в эпоху рабовладельческого строя племенные диалекты, бывшие ранее единственной формой существования языка, уступают место целому комплексу средств в общении: диалект + койне, двуязычие (особенно в устной речи). Возникает и получает распространение письменный язык (в государственной, культурной жизни, науке, литературе). Особенность языка этой эпохи - диглоссия (диалект + ......) и билингвизм.

3. Социально-исторический тип языка в эпоху феодализма.

Основная социальная общность в эту эпоху - народность.

В экономической, культурной, административно-политической жизни - стремление в объединению - и в области языка. Язык народности - совокупность территориальных диалектов. Их структурное сходство связано с происхождением из племенных диалектов. В период феодальной раздробленности роль общего языка слабеет - возникает территориально - поместные диалекты (дивергенция).

Т.е. период феодализма характеризуется разнонаправленными тенденциями - интеграция и дифференциация, которая преобладает.

Функции письменного языка часто выполняет неродной язык (старославянский, классический арабский, латынь) Двуязычие: письменный язык + неродной. На базе народно-разговорной речи в этот период возникает родной письменный язык, но сфера его применения пока ограничена.

Таким образом, в период феодализма языковая ситуация включает следующие компоненты: территориальные диалекты, междиалектные койне крупных городских центров, письменные разновидности литературных языков (родного и неродного) - двуязычие и разные типы диглоссии.

4. Социально-исторический тип языка в эпоху капитализма.

Эта формация соответствует превращению языка народности в язык нации. Капиталистический способ производства требовал широкого рыночного оборота, в этой ситуации единство языка - одно из важных условий широкого товарооборота, условие «тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем» Ленин.

Особенности национального языка:

Аналоги русского просторечия есть далеко не во всех европейских языках.

5. Язык в социалистическом обществе (постиндустриальное общество?)

Отличие - языковое строительство: Формирование литературных языков у бесписьменных народов (киргизы, ханты, манси, коми, чукчи, аварцы - примерно 50) См. 8-7

Сближение книжных и разговорных стилей

Экстралингвистические факторы.

Социальные факторы - ведущие.

Изменение круга носителей языка:

После ВОСР произношение изменяется в сторону его буквализации.

Изменение традиций усвоения литературных языков: раньше - устная традиция - в семье - нормы произношения (шн) гречневый, скучный.

Влияние социального на язык не может быть деструктивным, разрушающим.

Языковые контакты

На языковое развитие влияет не только тип исторической общности людей (племя, народность, нация), но и контакты языков, которые обусловлены разнообразными связями между народами, миграциями.

Языковеды считают, что нет ни одного языка, не испытывающего на себе иноязычного влияния.

Взаимовлияние языков - один из самых могучих стимулов языковых изменений. В истории взаимодействия языков наблюдаются 2 основных линии: конвергенция и дивергенция. Конвергенция (от лат. Сonvergo - приближаюсь, схожусь) означает сближение или совпадение 2-х и более языков (как родственных, так и неродственных). При этом происходит возникновение у них общих структурных свойств. Дивергенция (от лат.divergo - отклоняюсь, отхожу) - отдаление, расхождение 2-х и более языков (например, история распада праславянского).

Охарактеризуем каждый из процессов.

Конвергенция

Взаимовлияние происходит в виде заимствований, языковых контактов и собственно конвергенции.

Наиболее распространенный тип - заимствование.

Насколько проницаемы отдельные языковые подсистемы для иноязычных элементов?

Чем сильнее системные отношения, чем жестче устроена система, тем она устойчивее, тем сильнее сопротивляется проникновению чужого элемента. И наоборот. Заимствование происходит там, где системность отношений наименьшая - в лексике (Вспомнить нач. 18 в. - немецкие, французские, голландские заимствования. Ср. в фонетикой). О лексических заимствованиях подробно не говорю.

Адаптация фонетическая и морфологическая (англ. camping , body - building , face - building , шейпинг, митинг, дансинг, джентльмен, дифтонги - комбайн; итал. пиццерия ). Смягчение согласных: У меня тетатетный разговор.

Звуковые и морфологические изменения могут быть очень значительными: гирла юзер - юзера . Как русские, не говорящие по-английски, читают этикетки и др.: USA , made in оттедова, China ; e - mail .

Морфологические изменения: лат. mausoleum (ср.р.) - рус. мавзолей, В литовском Puskinas (Пушкин), Caikovskis (Чайковский). В польском: Якубовский, -ая. В польском не склоняются латинские заимствования типа museum (только мн.ч. образуется).

Могут образовать замкнутую группу в лексике (несклоняемые типа пальто ). В фонетике есть подсистема редких слов: боа, экю, жалюзи .

Но чаще всего это результат сознательного вмешательства нормализаторов (в просторечии-то склоняются!)

Освоение может быть не только фонетическим, морфологическим, но и семантическим. Ср. слав. дом / нем. изба; англ. шеф/ рус. начальник. Мини-суперкаркет (Задорнов). Название рынка - «Парадиз». Супер-экстра-похудение.

Заимствования в виде калькирования (используются словообразовательные модели по типу англ. sky-scraper -небоскреб, православие (ортодоксия)

Влияние английского языка на словообоазование (по типу аналитических прилагательных): бизнес-ланч, компакт-диск, шоп-тур, пиар-проект, пиар-раскрутка. Как они пишутся? Это не аббревиация (ср. сбербанк).

Заимствование морфем (словообразовательных элементов) происходит с группой одноструктурных слов (напр. франц. Ажиотаж, пилотаж, антураж, пассаж, где -аж не выделялось как формант). Но по аналогии выделялся и стал присоединяться к корням, заимствованным из других языков: типаж (греч. тип), зондаж (нем. зонд), листаж, подхалимаж, строкаж, фактаж.

Стали заимствоваться суффиксы: -ёр: ухажер, фр., лат. -ант: квартирант, нем. -

Ировать - спонсировать, англ. инжениринг, мониторинг - прессинг.

Языковая игра : Я буду в шкафу разбирать... У меня мания разбироза (психоз, скалиоз). Кучизм.

Заимствования звуков происходит при заимствовании слов.

Например, вспомним историю появления греческого звука [ф] и буквы Ф в древнерусском. В словах греческого происхождения буква Ф употребляется правильно уже в первых древнерусских памятниках: амфора.

Но до падения редуцированных усвоили ее только образованные люди (духовенство). В народе заменяло [п]: парус, Степан, Апроська (из Ефросинья)

Ср в укр.: Опанас из Афанасий, Остан из Ефстафий.

После падения редуцированных звук [в] оказался без глухой пары. А на конце слова и перед глухими происходит оглушение.

В северных и среднерусских говорах губно-зубной [в] // [ф]; в южно-русских - звук [в] билабиальный // [у] - любовь, хванарь, трохим.

Языковые контакты - по сравнению с заимствованиями более длительный, тесный контакт, который приводит к взаимопроникновению языков. Нередко в результате двуязычный коллектив переходит целиком на неродной, усвоенный язык. Родной язык служит субстратом . Язык пришельцев - суперстратом .

Пример: все языки романской группы (итальянский, испанский, португальский, румынский, французский, молдавский) возникают в результате контактов латинского языка с языками племен, покоренных Римом. Английский язык - результат двойных контактов: германского диалекта англов и саксов, покоривших британские острова в 5 в. в н.э., с языком скандинавов в 9-10 в., а с 12 в. - с французским языком норманнских завоевателей.

(Чем отличается заимствование от интерференции?)

При взаимодействии языков, т.е. при двуязычии (в том числе индивидуальном), очень часто нормы одного языка нарушаются под воздействием норм других языков - происходит интерференция . Этот процесс направлен к взаимному сближению языков (частный случай - лексическая адаптация). Интерференция - 1-ый этап языковых контактов.

Пример - язык русских эмигрантов в США.

Фонетика: адаптация звуков и (three) рус. [S] и [Z]. См. Земскую. Оглушение звонких согласных в английском на конце слова. Дифтонги (нокдаун, нокаут, маузер). Французское [r], английские переднеязычные [t], [d].

Интонация - акцент.

Грамматика. Как обходится англичанин с русским видом: Я буду приходить к вам завтра (I shall come to you tomorrow ). Декан просил писать вам.

Русские так же мучаются с английскими артиклями.

Лексика - ошибки в употреблении многозначных слов: русск.: I sat (сел!) in the trolley (I took a trolley).

Интерференции подвергается и родной язык. У эмигрантов - babysitter , Я имел встречу…. Он имел несколько выступлений…

К чему приводит интерференция?

Н.Я. Марр - «Смешение языков» (все языки являются смешанными). Другое мнение: один язык вытесняет другой: один - победитель, другой - побежденный (субстрат).

Почему язык монголо-татарских завоевателей не вытеснил язык побежденных народов? («удельный вес» языка зависит от экономического, политического, культурного развития).

Не всегда контакты между соседними народами дают результат, где есть победитель и побежденный. Результатом может быть и конвергенция , при которой в двух или нескольких языках закрепляются структурно общие черты. Но в этом случае один язык не вытесняется другим, а образуется языковой союз. Конвергенция - возникновение у нескольких языков (родственных или неродственных) общих структур и свойств. Койне тоже можно считать результатом конвергенции.

На Балканах языки (албанский, румынский, болгарский, греческий) не связаны близким генетическим родством, но есть ряд сходств: редуцированные гласные, постпозитивный артикль, лексика, общие морфемы. Румынский имеет ряд отличий от других романских - под влиянием болгарского, греческого (ср.р.).

Дивергенция

Это диахронический процесс расхождения родственных языков или диалектов одного языка вследствие миграции, контактов с другими языками, географического или политического обособления и т.д. Дивергенция - основной путь формирования семьи языков после расщепления общего праязыка.

Дивергенция может затрагивать варианты одного языка (например, расхождение немецкого литературного языка в ГДР и ФРГ).

Таким образом, экономическая, политическая, культурная жизнь общества не прямо воздействует на языковую эволюцию, а опосредованно: изменяется «социальный субстрат» - контингент носителей данного языка. Вследствие этого происходят и языковые изменения (ребенок, выросший в условиях двуязычия или одноязычия, имеет разный языковой опыт).

Внутриструктурные изменения языка

Язык изменяется под действием внешних факторов (социальное давление) и внутренних (внутриструктурное давление).

Рассмотрим вторую группу факторов и действие их на разных уровнях языковой системы.

Лексика более подвержена изменениям, происходящим в непосредственной связи с жизнью общества. Наиболее значительные изменения - в переломные эпохи (французская буржуазная революция, петровская эпоха, введение христианства...).

Так, в эпоху Великой французской революции - masse - масса, classe - общественный класс. В советский период - новые экспрессивные значения: чиновник, бюрократ, эмигрант, диссидент. В эпоху перестройки - антиперестройщик, олиграх, стагнат (стагнация - застой), сталинщина (ср. сталинизм), дедовщина, землячество.

Внутрисистемные изменения в лексике не связаны напрямую с экстралингвистическими факторами. Каковы причины?

1. Семантическое и стилистическое размежевание.

Например, в древнерусском порох - «пыль» и «любое порошковидное вещество». (Отряхнуть прах от ног своих ). В 16 в. зафиксировано слово пыль с тем же значением. Взрывчатое вещество, которое стали применять на Руси, имело вид порошка - порох; порох > умен. порошок; пыль, порох, прах - разошлись.

Ортодокс - появляется оценочный компонент - ‘консерватор’.

2. Расширение значения - процесс, характерный для малоосвоенной лексики: вернисаж = выставка, кавалькада = любая колонна.

Ностальгия - тоска по родине > тоска по чему-либо > мечта. Я испытываю ностальгию по хорошей музыке.

Ср. Кипр, Греция. Бестселлер сезона.

Расхождение старославянский и русских синонимов: среда /середа; ворочать /вращать; здоровый/здравый; невежа/невежда. У русских - более конкретное значение.

Развитие метафор, метонимии: Утвердили Глинку (гимн).

Развитие грамматического строя

В чем причина изменений? Совершенствование грамматического строя не прекращается!

1) Разнообразие коммуникативных задач (отношение говорящего к высказыванию, модельные отношения высказываемого, отношения между участниками диалога) - требуется гибкость средств выражения, в частности грамматических.

Например, развитие переходности : поступить куда-либо, питать учеников (разг.), гулять собаку, прыгнуть ребенка, обналичить, Почему лучше проплатить, чем оплатить?; меня переночевали, его ушли.

Развитие видовых коррелятов: Ты меня всегда разбуживаешь.

1. Фонетические изменения деформируют грамматические показатели (падение редуцированных). Облако - объвлако

Склонение сущ. типа волкъ, конь

Есть ли внеязыковые факторы, вызывающие изменения?

3) Уровень человеческого мышления.

Например, для ряда языковых семей (индоевропейский языки, картвельские языка) установлено, что категория глагольного времени развилась из категории вида.

Дополнительно

Наиболее древние языки этих семей не имели глагольной категории времени, т.к. само абстрактное понятие времени для первобытного сознания не связывалось с разделением на прошлое, будущее и настоящее, а связывалось с событиями: было теплым, холодным, хорошим, удачливым и т.д. Все это выражалось лексически.

Актуальна была и его длительность - первичное противопоставление форм индоевропейского глагола по длительности / недлительности: аорист и перфектная форма. Перфект обозначал действие как факт (или недлительное), презенс - длительное (прототип настоящего времени). Действие - факт отходит в область прошлого - аорист = прошлое. В древнейших языках (греч.) перфект может иметь значение прошлого и настоящего.

Но длительность может быть и в прошлом - имперфект.

В тех языках, где противопоставляется аорист и имперфект, сохранилось противопоставление длительность/ недлительность.

В славянских языках видовые значения сохранились, но появились новые формальные средства - сформировалась категория вида, поэтому аорист и имперфект в славянских языках исчезли.

Так, развитие абстрактного понятия времени формировало грамматические категории.

Развитие человеческого мышления повлияло на многие существенные для языка грамматические категории: дифференциация имен не существительные и прилагательные (предмет в древнем сознании всегда был связан с признаком, а признак мыслился в связи с предметом). Поэтому именное склонение было общим для существительных и прилагательных. Реликты: Волга - матушка, сестра - красавица

Разграничение понятий признака и предмета, способность мыслить признак отдельно - вот что подтолкнуло грамматическое размежевание имен (А.А. Потебня).

Но имя не передает значение завершенности, переходности, длительности (ср. чтение - читать), это обусловило появление категории глагола.

Итак, развитие грамматического строя языка имеет связь с некоторыми сторонами развития мышления. Возрастает уровень абстракции - и грамматические категории приобретают более абстрактный характер.

Развитие мышления вызывает потребность в усовершенствовании грамматического строя, но пути могут быть различны (зависят от особенностей языка)

Дополнительно

Детерминанта - ведущая грамматическая тенденция языка. Г.П. Мельников: детерминанта…

У изолирующих языков (китайский) - выражать мысль без служебных морфем, одними корнями - тенденция к немотивированности - удлинение сообщения - четкое вычленение слова из потока речи (односложный, жесткий порядок слов) Факультативность грамматического значения в контексте.

В семитских - принцип максимальной производности слов: корень обязательно сопровождается служебными морфемами. Корень - из согласных (их больше), грамматическое значение - гласные???

Индоевропейский: принцип синкретизма в служебных аффиксах.

В русском аффиксация - основной способ выражения грамматического значения.

Тенденция - выработка формальных различий между словами, занимающими различные позиции в предложении (части речи): Весело? Течь? Мать любит дочь.

В грамматике часто работает принцип коммуникативной целесообразности:

выбор - выборы = выбора (грамматикализация ударения)

ректоры

профессора

диспетчеры

Под Бородино (Бородином - маркированный член оппозиции)

Числительные 1,2,3,4 - прилагательные (изменяется по роду: четыре - четыри, дъва - дъвъ)

Остальные - существительные (они часто уподобляются существительным, обозначающие меры сорок?)

Инфинитив - довольно позднее глагольное образование, причем во всех языках. Он выражает действие, абстрагированное от действующих предметов (в языке, где нет инфинитива, это выражается именем действия)

Фонетические изменения. Закон экономии речевых усилий.

Если попытаться ответить на вопрос. что лежит в основе языковых изменений в различных языках, то ответ будет состоять из одного, неожиданного для нас слова - «лень» (Е.Д. Поливанов 1891-1938). См. ст. Поповой о слоговой редукции в «Ялта 99» С. 133.

Т.е. стремление к экономии трудовой энергии, но - в пределах, пока экономия не приводит к бесплодности нашего труда.

Упрощение письма - до какой степени?

А как с устной речью (это тоже трудовая деятельность)?

Редукция слога. В старом военном быту: «Здравствуйте, ваше превосходительство» ср. Зрась! Зсс! Минжуренко: так сказать - тцть; грит (говорит). В менее употребительных словах это не так заметно. Слово «изнашивается» на протяжении речевой практики одного человека или одного поколения. Младшие усваивают его в искаженном виде. Истории разных языков наполнены фактами «стяжения словосочетания» в одно слово:

Лат. Augustus «август» > фр. Aout [u]

лат. Ille non habet passum > фр. il n , a pas

утрата звуков: [сонце, чуство]

«Трудные» в артикуляции звуки заменяются более легкими: «спирантизация аффрикат»: ч > ш, ц > с.

«Лень» проявляется не только в физиологии речи, но и в виде экономии психической деятельности:

а) экономия мыслительных процессов > метафоры, метонимия.

б) экономия энергии в процессе обучения родному языку.

Утрата «неправильных» глаголов в старо-французском, в английском - переход в правильные; упрощение звукового облика иноязычного слова: какава, радива, колидор, лаблатория.

Бодуэн: «Не может быть так ни в одном языке, чтоб с неба вдруг посыпались новые неправильные глаголы».

Указав основной фактор - экономия трудовых усилий - мы называем лишь отправной пункт...

А путь языковых изменений может быть очень «извилистым», требует учета различных условий, физиологических и иных данных.

Во всяком случае, сейчас нельзя предъявить общему языкознанию (и теории эволюции язы"

- Как же, а формы дурас и дурак? - продолжал скептик.

Бодуэну оставалось только спросить скептика, какую из этих форм он выбирает себе в наименование.

Предпосылки языковых изменений

(Общее языкознание Минск, 1983. Под ред. Супруна)

Динамика сосуществования вариантов: А - Ав- АВ - аВ - В

Языковые антиномии

Языковые антиномии - внутренние факторы изменений в языке.

Языковая эволюция осуществляется в соответствии с законом единства и борьбы противоположностей. Антиномии есть проявление этого закона.

На каждом этапе антиномии разрешаются в пользу то одного, то другого из противоборствующих начал - новые противоречия (окончательное разрешение невозможно).

а) Асимметрия означающего и означаемого - развитие многозначности и омонимии, развитие синонимии.

б) Антиномии нормы (узуса) и возможностей системы .

Деепричастия от тереть, беречь, мочь ?

Норма избирательна, а язык стремится к реализации всех возможностей заложенных в системе. Это вечно живой конфликт.

Если норма крепка, а языковые потребности назрели, прорывает плотину в другом месте. Чем заменить деепричастие от тереть и т.п.?

Панов - о норме: " Необходимо орфоэпическая гора, чтобы болоту было не что равняться"

Двувидовые глаголы - процесс имперфективации:

использовать, атаковать.

Устранение асимметрии между формой и содержанием: -а, -я в им. мн.ч. - торга - в пользу системы или нормы?

В разных сферах языка - с разной скоростью

Речь детей полнее реализует систему: намазаю, зажгеный, лошадист, котёнки, читение.

Бодуэн: " ребенок заглядывает в будущее, предсказывая... будущее состояние языка, и только впоследствии пятится назад, все более приноравливаясь к языку окружающих" .

Из сочинений абитуриентов: волочение за Н. Гончаровой, массовый уезд за границу, умело разжигаемые розни, какая чувственность окружающего мира! властелитель, глухая жизнь закоренелых дворян, екатериновский век.

в) Антиномия кода и текста : чем сложнее код, тем короче текст.

Новые слова усложняют код, но сокращают текст? (китч, пиар, дайвинг), неологизмы, например. Но иногда выгоднее упростить код (деверь, шурин). Функциональные стили - усложнение кода.

Конфликт говорящего и слушающего.

Интересы говорящего: редукция

Интересы слушающего: расчлененные формы.

После ВОСР - аббревиатуры.

Ну, довам, - сказала я на прощание - Это как понимать? - Доволен вами, это вместо " спасибо" . - Спасибо - спаси бог - религиозное. (Н. Огнев)

Совр.: Зам.директора по кадрам // полпред в СФО ОПОНОС, ВОВ, ТНП, КМ, КРС, ФПГ...

г) Антиномия стандарта (регулярности) и индивидуальности (экспрессивная функция языка). Ваша кухня мне жмет в бедрах. Ему нужна не сиделка, а лежалка.

Панов: регулярность и экспрессивность. Терминология - метафоризация (особенно в жаргоне и профессиональном языке)

См. стоматологический жаргон

Стороны, и реально существующих единиц, с другой (фонема - звук, морфема - морф, лексема - лекса, предложение - фраза). 4. Кроме того, единство языка и речи как двух сторон одного объекта определяется их функцией: коммуникативной (все другие функции, называе- мые то языковыми, то речевыми - аккумулятивную, экспрессивную, конструк- тивную и т.д. - можно представить в качестве разных ее сторон). Дихотомия «язык и речь» правомерна лишь в плане различения объекта и его модели в лингвистическом описании. Язык и речь не существуют изолиро- ванно друг от друга, это не два разных явления, в совокупности составляющих речевую деятельность, а две стороны ее. ЯЗЫК КАК ЗНАКОВАЯ СИСТЕМА Общей теорией знаковых систем занимается семиотика, в которой выделя- ются три раздела: синтактика, семантика, прагматика. Знаком называется вся- кий преднамеренно воспроизводимый материальный факт, рассчитанный на чье-то восприятие и предназначенный служить средством передачи информа- ции, находящейся вне этого факта. Условные знаки специально предназначены для формирования, хранения и передачи информации. Основные виды услов- ных знаков: сигнал, символ, языковой знак. Выделяются общие свойства знаков: материальность, воспроизводимость, условность, информативность, противопоставленность другим знакам в систе- ме. Существуют так называемые вторичные знаки, характерные для вспомога- тельных и искусственных языков – знаки-субституты. Они замещают другие языковые знаки. Под знаковым (семиотическим) аспектом языка обычно понимают соотне- сенность языковых элементов и, следовательно, естественного языка в целом, с внеязыковыми явлениями. В семиотический аспект языка включается также свойство языковых единиц обобщенно выражать результаты познавательной деятельности человека, закреплять и хранить итоги его общественно-историче- ского опыта и способность языковых элементов нести определенную информа- цию, выполнять различные коммуникативные задания в процессе общения. Язык как знаковая система отличается от других специализированных зна- ковых систем рядом признаков: 1) язык – всеобъемлющее, универсальное сред- ство человеческого общения, 2) он развивается естественным путем, 3) как кон- кретно-историческое явление язык сохраняет несистемные образования, 4) в значение языкового знака может входить эмоциональный компонент. В современном языкознании нет единой знаковой теории языка. Существу- ет несколько лингвосемиотических школ, из них наиболее влиятельны три: фе- номенологическая, логико-психологическая, билатеральная. Представители феноменологической школы (Л. Блумфилд, Е.В. Падучева, Р.Г. Пиотровский, Ю.И. Левин, А.А. Зиновьев и др.) абсолютизируют матери- 51 альную сторону знака, так как считают, что человеческому познанию доступны только явления, а сущность их непознаваема. Поэтому знаком признается лю- бой предмет, воспринимаемый органами чувств, если он символизирует о дру- гом явлении, которое непосредственно не наблюдается. Знак в этом случае ра- вен сигналу. При таком понимании выделяется два типа знаков: акустические и оптические. А язык лишается «сращенности» с сознанием, вплетенности в дея- тельность. Логико-психологическая (операциональная) школа (А.А. Ричардс, Ч.К. Огден, А.А. Леонтьев и др.) рассматривает знак как идеальное или функ- циональное образование, безличное к материальной стороне. А.А. Леонтьев по- лагает, что знак не есть реальный предмет или явление действительности. Это модель, обобщающая функциональные свойства данного предмета. Знак сам по себе не существует, он часть знаковой ситуации. Билатеральная (bi – два, latum – сторона) школа понимает знак как двусто- роннюю материально-идеальную сущность (в традициях, идущих от В. Фон Гумбольдта, А.А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра). Матери- альная форма знака не воспринимается отдельно от значения. Важно отметить, что лингвистика изучает лингвистические знаки и компо- ненты знаков, а не предметы, которые этими знаками обозначаются. В совре- менном языкознании на первый план выдвигается изучение способов отраже- ния в языке действительности. Наличие двух сторон у языкового знака позволя- ет рассмотреть аспект, связанный со структурой и свойствами означаемых, - план содержания; аспект означающих – план выражения. Для лингвистики су- щественно соотношение этих двух планов, связанных между собой, но и пред- полагающих известную автономность. СИСТЕМА И СТРУКТУРА ЯЗЫКА Под системой в общенаучном смысле понимается целостный внутренне упорядоченный объект, состоящий из взаимосвязанных частей-элементов. Эле- мент системы – идеальный или материальный объектов, обладающих рядом свойств и находящихся в каких либо отношениях с другими объектами в преде- лах данной системы. С точки зрения природы элементов, составляющих систе- му, выделяются материальные и идеальные системы. Элементы могут быть зна- чимы сами по себе, в силу присущих им субстанциональных свойств. Они обра- зуют первичные материальные системы. Но иногда элементам материальных систем приписываются свойства, не характерные для них. Такие материальные системы называются вторичными. Функционирование системы естественного языка состоит в образовании бесконечного множества конкретных систем, не- сущих информацию. Образование их происходит за счет комбинирования си- стемы языка на основании их свойств: неоднородности, дискретности (разде- ленности), иерархичности (последовательного подчинения), линейности. 52 Языковая система отличается от других вторичных материальных систем рядом свойств: 1) она состоит из неоднородных (гетерогенных) элементов, ко- торые образуют подсистемы однородных элементов (языковые уровни), взаи- модействующие между собой; 2) языковая система обладает свойствами дина- мизма, что проявляется в противопоставленности системы языка языковой тра- диции; язык находится в процессе постоянного изменения, хотя сохраняет свойство быть всегда в состоянии коммуникативной пригодности; 3) откры- тость языковой системы проявляется в неограниченности количества языковых единиц, в вариантности единиц. Гетерогенность единиц языка порождает его уровневую структуру. Языко- вой уровень (ярус) – одна из основных подсистем языка, выделяемых на осно- вании свойств и функций единиц языка, рассматриваемых в порядке их иерар- хии. Принципы выделения уровней: 1) единицы одного уровня должны быть однородны (гомогенны); 2) единица низшего уровня должна входить в состав единиц высшего уровня (принцип иерархии). На таких основаниях выделяются основные и промежуточные уровни. Каждому уровню соответствует своя еди- ница, обладающая совокупностью определенных свойств. Основные уровни: фонологический, морфемный, лексический, синтаксический. Промежуточные уровни: морфонологический, словообразовательный, фразеологический. Гетерогенность единиц языка порождает различные типы отношений меж- ду ними, которые могут быть рассмотрены как синтагматические и парадигма- тические. Синтагматические отношения основываются на двух или большем количестве членов, это виды отношений между элементами языка в линейной последовательности (в речевой цепи). Синтагматические отношения реализуют главную функцию языка – коммуникативную. Из элементов языка образуются речевые произведения. Отсюда синтагматика языка – система сочетательных возможностей языковых единиц, опирающаяся на их структурные значения. В языке налицо постоянное взаимодействие двух видов отношений: син- тагматических и парадигматических. Парадигматика – система допускаемых структурой языка вариантов и ка- тегорий, из которых актуализируется лишь один. В любом языке однородные элементы представлены рядом вариантов, составляющих некоторую парадигму – класс элементов. Любая парадигма представляет собой совокупность вариан- тов, объединенных инвариантом. Варианта закономерно чередуются в процессе речевого функционирования. В силу линейного характера языка в конкретном употреблении выступает всегда один вариант как представитель класса. Структура системы определяется характером взаимоотношений элементов системы. Структура – это внутренняя упорядоченность системы, ее устройство, способ организации. Она может рассматриваться отвлеченно от объекта в ре- зультате искусственного абстрагирования, но существовать вне системы, вне ее элементов не может. 53 ЗАКОНОМЕРНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО ИЗМЕНЕНИЯ ЯЗЫКА Осуществление коммуникативной функции требует от языка, с одной сто- роны, устойчивости, неизменяемости, с другой стороны, условия коммуника- ции, постоянно развивающееся мышление требуют от языка непрекращающе- гося развития, изменения и пополнения его элементов, усложнения и совершен- ствования функций. Таким образом, между состоянием языка в данную эпоху и потребностью общества к все более адекватному выражению осложняющихся форм коммуникации существует постоянное противоречие. Именно оно являет- ся основным стимулом развития языка. Не всякое изменение в языке приводит к его развитию, а лишь то, которое влечет за собой расширение и осложнение общественных функций языка. Чем вызываются языковые изменения, ведущие к совершенствованию, к развитию языка? Современная постановка проблемы заключается в том, чтобы объективно показать, как взаимодействуют внешние и внутренние факторы раз- вития языка. Регулярное воздействие факторов: когнитивных, психологических, соци- альных на функционирование языка порождает ряд внешних и внутренних за- конов языкового развития. Во внутренних законах, отражающих регулярность и последовательность собственно языковых изменений, проявляется относитель- ная самостоятельность развития языка как системы. Внутренние законы огра- ничены свойствами и функциями языковых единиц. Внешние законы обнаруживают устойчивые связи с различными сторона- ми человеческой деятельности, с историей общества. Они охватывают норму и содержательную сторону языка. Внешние законы развития разделяются на об- щие и частные. Общие устанавливают взаимосвязь, характерную для всех язы- ков: связь общей истории языка с историей общества, связь форм существова- ния языка с историческими общностями людей, зависимость развития языка от территориально-географических условий его функционирования (виды кон- тактирования языков: субстрат, суперстрат, адстрат). Частные законы характер- ны для конкретных языков или ряда родственных. Во всех законах проявляется основное свойство развития языка: динамизм языка как важнейшего средства общения, способного находить все новые и но- вые формы для выражения мыслей. Изменения в языке могут быть и результатом действия внутренних факто- ров. Они порождаются самими языковым механизмом независимо от внешних условий функционирования языка. Главная особенность, отличающая внутрен- ние причины языковых изменений от внешних в том, что внутренние не имеют никаких временных ограничений. Внутренние причины определяют, как прави- ло, тенденции (однообразное направление диахронического развития языка) развития данного языка, количественные и качественные изменения в нем. Основные внутренние причины: 1) приспособление языкового механизма к фи- 54 зиологическим особенностям человеческого организма; 2) необходимость улуч- шения языкового механизма; 3) необходимость сохранения языка в состоянии коммуникативной пригодности. Эти причины порождают ряд тенденций: 1) тенденция к облегчению произношения (редукция гласных, ассимиляция); 2) тенденция к выражению одинаковых или близких значений одной формой (выравнивание по аналогии); 3) тенденция к устранению форм и категорий, утративших свою исконную функцию (утрата категории рода в английском языке); 3) тенденция к экономии языковых средств, к ограничению сложности речевых сообщений, к созданию языков простой морфологической структуры. В языках наблюдается антаго- низм тенденций, связанный с естественным характером языка. Так, тенденция к созданию четких границ между морфемами «сталкивается» в ряде языков с тен- денцией к облегчению произношения (морфонологические явления). Изменения языка может протекать под влиянием двух движущих сил: на- значение и реализация коммуникативных нужд общества и принципы организа- ции языковой системы. В связи с этим язык проявляет двоякую зависимость своей эволюции: от среды, в которой он существует, от своего внутреннего ме- ханизма. Наряду с тенденцией к изменению и совершенствованию языка про- слеживается мощная тенденция к сохранению языка в состоянии коммуника- тивной пригодности. Всем процессам перестройки в языке обычно противопоставляются про- цессы торможения, направленные на закрепление имеющихся языковых средств. В этом антагонизме языковых процессов – источник развития языка. ПРОБЛЕМА В3АИМООТНОШЕНИЯ Я3ЫКА И МЫШЛЕНИЯ Проблема взаимоотношения языка и мышления относится к самым акту- альным не только в лингвистике, но и в психологии, логике, философии. Нет ни одного значительного труда в области перечисленных наук, в котором в той или иной форме не обсуждался бы этот вопрос. Связь языка и мышления признается в самых различных лингвистических, философских, психологических научных направлениях. Однако вопрос о харак- тере этой связи, о роли, которую играет каждое явление в процессе их взаимо- отношения, остается дискуссионным. Между тем, от решения этого вопроса за- висит не только научная концепция о сущности языка и мышления, о сущности человеческого познания. Это имеет принципиальное значение и при решении проблемы о статусе культуры человеческого общества, о факторах, определяю- щих ее развитие, об эволюции живого. Дискуссионность проблемы обусловлена прежде всего сложностью и про- тиворечивостью природы языка и мышления. С одной стороны, язык и мышле- ние представляют собой порождение мозга человека как homo saрiens, т.е. мышление и речь - индивидуальны и психичны. С другой стороны, язык и 55 мышление являются социальными продуктами, поскольку сам человек - суще- ство общественное. (Ср. «язык и сознание», «мышление и речь»). Определим исходные категории, без которых невозможно рассмотрение поставленной проблемы. Отражение (философская категория) – «всеобщее свойство материи, за- ключающееся в воспроизведении признаков, свойств и отношений отражаемого объекта. Способность к отражению и характер ее проявления зависят от уровня организации материи». С философской точки зрения мышление рассматривает- ся как «высшая форма активного отражения объективной реальности; целе- направленное, опосредованное и обобщенное познание субъектом существен- ных связей и отношений предметов и явлений». Физиологический субстрат мышления - развитый головной мозг. Поэтому с точки зрения психофизиологической мышление определяют и как свойство, функцию головного мозга. При этом подчеркивается, что мышление определя- ется «особенностями высшей нервной деятельности, нейрофизиологическими процессам и предметно-практической деятельностью людей». В психологии мышление определяется как «процесс познавательной деятельности индивида, характеризующийся обобщенным и опосредованным отражением действитель- ности... Психология изучает мышление как познавательную деятельность, диф- ференцируя ее на виды в зависимости от а) уровней обобщения и характера ис- пользуемых средств, б) их новизны для субъекта, в) степени его активности, г) адекватности мышления действительности». Наряду с категорией мышления во всех перечисленных науках использует- ся и понятие сознания, которое определяется как высший уровень психической активности человека как социального существа. Своеобразие сознания состоит в 1) опережающем характере отражения, что связано с ассоциативно-апперцеп- ционным характером мышления вообще. Сознание - это 2) способность идеаль- ного воспроизведения действительности, а также 3) специфические механизмы и формы такого воспроизведения на разных его уровнях. Сознание формирует субъективный образ объективного мира. Как видим, все перечисленные опреде- ления, в каком бы аспекте они ни рассматривали сложнейшие категории мыш- ления и сознания, сходятся в том, что сознание - высшая форма отражения, свойственная лишь человеку. Мышление существует в двух своих формах: чувственно-наглядное и аб- страктное (сразу отметим, что разделение их в достаточной мере условно). Чув- ственно-наглядное мышление, базирующееся на первой сигнальной системе, свойственно и животным. Эта форма отражения мира, представляющая мышле- ние в действии (поведении) и проявляющаяся в целесообразном адекватном по- ведении, направленном на удовлетворение физиологических потребностей. В рамках этой формы мышления возможно образование очень сложных менталь- ных структур. Абстрактное (логическое) мышление - отвлеченно-понятийное. Это специ- 56 фически человеческая форма психической деятельности, развивающаяся со ста- новлением речи, второй сигнальной системы. Центральным для процесса аб- страктного мышления является функциональное употребление слова или друго- го знака в качестве средства расчленения и выделения признаков, их абстраги- рования от предметов и нового синтеза, в результате чего образуется понятие (Именно эту форму мышления и называют сознанием). Выделяются единицы чувственно-наглядного мышления: ощущение, вос- приятие и представление. В процессе познания представление является пере- ходной ступенью от ощущения и восприятия к логическому (абстрактному) мышлению. Единицы абстрактного мышления: понятие, суждение, умозаклю- чение. Представленная проблема настолько многогранна, что следует определить хотя бы основные аспекты, в которых она может быть рассмотрена, и сосредо- точиться на одном из них. 1. Взаимоотношение языка и мышления выясняется в системе уже сложив- шегося языка, в котором закреплены результаты познавательной деятельности человека. Это гносеологический подход (познавательный). 2. Можно ставить задачу выявления закономерностей взаимодействия язы- ка и мышления в процессе речевой деятельности индивида. Это психологиче- ский подход. 3. Возможно рассмотрение языка и мышления в процессе их становления и возникновения - это так называемый филогенетический аспект. 4. Совершенно особым аспектом является изучение взаимосвязи языка и мышления в процессе их развития у ребенка – онтогенетический аспект, кото- рый успешно развивается в трудах наших отечественных ученых А. Шахнаро- вича, Э. Розенгардт-Пупко, И.Н. Горелова и др. Здесь речь идет об усвоении уже существующей системы языка и мышления через речемыслительную дея- тельность при помощи взрослых. 5. Особые закономерности существуют при изучении второго языка. Они связаны с перекодированием мыслительной схемы, имеющей национальную специфику (различное структурное отражение категории времени по разным языкам, отрицательных значений, наличие специфических устойчивых образов и понятий в разных языковых системах). Все эти аспекты, естественно, не могут быть представлены изолированно, но вычленение их необходимо в связи со сложностью проблемы. Решение ее постоянно колеблется между двумя крайностями: между отождествлением язы- ка и мышления и их полным разрывом. По-видимому, правильным подходом в решении поставленной проблемы будет тот, который исходит из очевидного факта – наличия сложного взаимо- действия между языком и мышлением при несовпадении их как генетическом, так и функциональном. В самом общем виде этот подход можно сформулиро- вать так: язык семиотически репрезентирует возникшее на нейрофизиологиче- 57 ской основе мыслительное содержание, которое, в свою очередь, соотносится с реалиями действительности на основе категории деятельности. Язык осуществляет общение членов коллектива и позволяет сообщать и хранить, а также передавать от поколения к поколению необходимую информа- цию о любых явлениях материальной и духовной жизни. Но язык не является чем-то внешним по отношению к мышлению: между ними нет отношения фор- мы и содержания. Язык как средство коммуникации самым непосредственным образом входит в процесс мышления. Язык необходим не только для вербали- зации мысли, но и мысли для ее формирования. Поэтому психологи и психо- лингвисты чаще говорят о речемыслительном процессе или о процессе рече- мысли. Исследования процессов порождения речи, проведенные психологами и лингвистами, показали, что переход от мысли к развернутой речи неизбежно опосредствуется так называемой внутренней речью. Начало разработке проблемы внутренней речи положено в трудах Л.С. Вы- готского. Он считал, что внутренняя речь - особый самостоятельный момент речевого мышления, возникающий из внешней речи. Роль внутренней речи как существенного звена в порождении речевого вы- сказывания подробно освещалась С.Д. Кацнельсоном, А.А. Леонтьевым, А.Р. Лурия, А.Н. Соколовым, Н.И. Жинкиным и другими исследователями. Внутренняя речь - сложное поэтапное психическое образование, входящее в целостный акт деятельности (Речь сопровождает все другие виды деятельно- сти). С точки зрения своей структуры внутренняя речь характеризуется 1) чи- стой предикативностью (формируется только предикат, тема речи говорящему известна), 2) преобладаем смысла над значением (Смысл – «субъективный ха- рактер мысли, подлежащий речевому оформлению», «значение - система объективных связей, стоящих за словом и отражающих реальные явления без- относительно к потребностям субъекта»), 3) агглютинацией семантических еди- ниц. Внутренняя речь - это особая форма речевого мышления, лежащая между мыслью и звучащей речью, по словам Л.С. Выготского. Внутренняя речь не ду- блирует внешнюю: это механизм, превращающий внутренние субъективные смыслы в систему внешних развернутых значений (речевых). То есть это систе- ма, устанавливающая корреляцию между мыслью и словом (корреляцию, но не тождество!). Внутренняя речь, сказали мы, еще не доказывает необходимости звуковой речи (языка) для мышления, а лишь необходимость для речи, это предречь. Но наличие самого механизма внутренней речи уже говорит пусть не о генетической, изначальной связи между языком и мышлением, а доминирова- нии вербального мышления у человека. МЕТОДЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ 58 Высшая форма человеческой познавательной деятельности – научное изучение объективной действительности. Научное познание отличается целе- направленностью, систематичностью, преднамеренным использованием средств и приемов познания. В процессе познания реализуется ряд принципов: системность (синхро- ния). Он ориентирует на выявление целостности изучаемого объекта, на изуче- ние внутренних механизмов, которые обеспечивают эту целостность. В 20 в. принцип системности стал одним из ведущих в процессе познания. Он содер- жал новую схему объяснения действительности, выявлял типологию связей элементов объекта и объяснял этими связями целостность объекта. Системное изучение объекта предполагает сосредоточение внимания ис- следователя на внутренних свойствах объекта, что может привести к их абсо- лютизации (структурные направления в истории языковедения). - историзм (диахрония). Единицы и категории, представляющие сущност- ные стороны объекта, рассматриваются с точки зрения их исторического раз- вития. Историческое языкознание анализирует законы и причины изменения языка. - абстрактной истины нет, истина всегда конкретна; - практика - критерий истины. Именно последний принцип позволяет субъекту получать т.н. объективное (интерсубъектное) знание, соотнося личный индивидуальный опыт познающего с фактами действительности (субъективный образ объективного мира). Научное познание выявляет сущностные свойства объектов, а эти свой- ства, как правило, не даны в непосредственном наблюдении. Поэтому человече- ство накапливает исследовательские приемы, которые способствуют выявле- нию скрытой специфики объекта. Формируются методы научного исследова- ния. Метод – путь исследования, по определению Ю.С. Степанова, в лингви- стике - общие 1) обобщенные совокупности теоретических установок, методик ис- следования языка, связанные с определенной лингвистической теорией и мето- дологией, частные 2) отдельные приемы, методики, операции - технические средства исследования определенного аспекта языка. Общая философская теория метода изучается в методологии, которая пред- ставляет собой систему принципов и способов организации теоретической и практической деятельности. В этих принципах деятельности выделяются: 1) условия приобретения, 2) структура, 3) содержание знания, 4) пути достижения истины. Каждый метод основывается на познании предметов и явлений объектив- ной действительности, основывается на свойствах реалий, но тем не менее это ментальное образование, одно из важнейших категорий субъективной диалек- 59 тики. Учитывая сказанное, можно предложить такое определение (лингвистиче- ского) метода: путь и способ познания объекта, зависящий от свойств объекта, аспекта и цели исследования. К общенаучным методам относят наблюдение, эксперимент, индукцию, дедукцию, анализ, синтез, моделирование, интерпретация. Наблюдение осуществляется в естественных условиях на основе чувствен- ного восприятия объектов изучения. Наблюдение касается лишь внешней сто- роны явлений, его результаты могут быть случайными и недостаточно надеж- ными. Эксперимент дает возможность неоднократно воспроизводить наблюдения в процессе преднамеренных и строго контролируемых воздействий исследова- теля на изучаемый объект. Индукция и дедукция относятся к интеллектуальным способам познания. Индукция - это обобщение результатов отдельных частных наблюдений. Дан- ные, полученные в результате опыта, систематизируются, и выводится опреде- ленный эмпирический закон: трафкъ, к^з"ба, мъл^д"ба, крушкъ - закон ассими- ляции по глухости / звонкости. Дедукция опирается на положение либо посту- лируемое, либо полученное путем обобщения предварительных результатов частных наблюдений. Дедукция позволяет преодолеть ограниченные возможно- сти чувственного опыта, непосредственного наблюдения. Например, Ф.де Со- ссюр предположил наличие в некоторых древних индоевропейских языках т.н. ларингальных звуков, что было подтверждено Б. Грозным при дешифровке хеттских письмен. Индукция и дедукция взаимосвязаны и взаимообусловлены. Преимущественное их употребление в том или ином случае связано с разграни- чением двух уровней научного исследования - эмпирическим и теоретическим. Под анализом понимается мысленное или осуществляемое в эксперименте расчленение предмета на составные части или выделение свойств предмета для изучения их в отдельности. Это база для познания общего через единичное. Синтез - мысленное или экспериментальное соединение составных частей предмета и его свойств и изучение его как единого целого. Анализ и синтез свя- заны, обусловлены взаимно. Моделирование – такой способ познания явлений действительности, при котором объекты или процессы изучаются путем построения и исследования их моделей, которая является функциональным аналогом оригинала. Интерпретация (от лат. interpretatio – объяснение, истолкование) – рас- крытие смысла полученных результатов и включение их в систему существую- щих знаний. В 60-70-е годы ХХ века возникло научное направление – интер- претирующая лингвистика, которая рассматривает значение и смысл языковых единиц зависимыми от деятельности человека. Прием составляет сущность метода, поскольку это определенное действие с языковым материалом. Например, в рамках сравнительно-исторического ме- 60

Язык - это то, с помощью чего мы выражаем свои мысли, идеи, эмоции, чувства, взаимодействуем с другими людьми, получаем полезную информацию, развиваемся. Историю развития языков важно знать. В основном изучают ее такие науки, как языкознание, лингвистика и другие. В статье подробно расскажем о роли и функциях языков в современном мире, а также рассмотрим процесс становления русского языка и этапы развития.

Роль языка в мире

История развития языка богата и разнообразна. Она наполнена заимствованиями из других языков, устойчивыми выражениями, интересными сказаниями, необычными метафорами, жаргонизмами. Родной язык - это достояние каждой нации, ведь в нем скрыта история, прошлое, все победы и поражения, развитие самого народа. С его помощью мы общаемся, обмениваемся опытом, знаниями, культурой друг с другом. Без речи не способна жить ни одна нация, так как именно коммуникация способствует ее развитию. Для того чтобы язык стал мировым, должны быть соблюдены следующие условия:

• Во-первых, его должны признать все международные организации.
• Во-вторых, он должен быть популярным языком, которым пользуются мировые сообщества. Например, ООН (Организация Объединенных Наций)
• В-третьих, важно, чтобы язык был максимально распространен в мире.

Благодаря языкам, общению человечество совершенствуется, создает новые технологии. Наша цивилизация движется вперед.

В мире существует огромное количество языков. Официальный язык, который следует знать всем, - английский. Однако и русский не отстает, так как на нем разговаривают почти 300 миллионов человек. Он распространен во многих странах: России, Украине, Беларуси, Киргизии, Латвии, Литве, Казахстане и других.

Функции языка

В современном мире язык служит средством общения народов и наций. Основные функции, которые он выполняет, заключаются в следующем:

• обмен информацией;
• приобретение знаний посредством опыта других поколений;
• коммуникация (передача мысли, сообщения);
• передача эмоций через язык;
• с помощью речи можно контролировать поведение, влиять на общество;
• через язык человек познает окружающую его среду, людей.

Необходимо развивать свой язык, литературу, культуру. Преобразование и распространение родной речи является важной проблемой в наше время, так как расширяются политические связи с другими странами, растет экономика страны, увеличивается численность населения. Например, русский язык занимает уже третье место по распространенности. Необходимо приложить больше усилий к развитию уроков русского языка и улучшению качества знаний, получаемых школьниками и студентами.

Последовательность развития и становления языка рассмотрим на примере русского. Произошел язык от праславянского (общеславянского), который выделился из группы индоевропейских языков.

Ранний этап

В целом развитие языков - это процесс медленный и последовательный. На данном этапе в праславянском языке появились несколько изменений, которые приблизили формирование и становление русской речи.

• Снизилась роль ослабления таких гласных, как [а] и [о]. Теперь звук [а] произносился протяжнее, а звук [о] стал кратким.
• Выделилась новая гласная [ъ], которая читалась как [о], и [ы].
• Произошло полное изменение гласных по долготе и краткости: [а], [i], [ы] - теперь долгие, а краткими стали - [о], [е], [ъ], [ь].

На этом этапе можно наблюдать появление новых букв "ы", "ъ" (гласные на тот момент), которые в дальнейшем войдут в основной алфавит русского языка. Гласные становятся менее лабиализованными.

Основной этап

Развитие русского языка на среднем этапе ощущается намного сильнее. Появляются новые изменения, которые приводят к кардинальной смене фонетических установок.

• Смягчение согласных. Произошла полная палатализация таких согласных, как [г], [к], [х], которые теперь читались перед гласными переднего ряда, как [ж], [ч] и [ш] (то есть упрощение). Например, другъ - друже.
• Со временем появилась новое смягчение согласных [г], [к], [х]. Теперь они читались как [з], [ц] и [c]. Например, ворогъ - ворозь.
• Также стали палатализованными [с] и [з] перед j (i - и). Читались как [ш] и [ж]. Например, возити - вожѫ.
• Закрытые слоги теперь становились открытыми. Упрощались дифтонги до монофтонгов, а перед гласными превращались в гласный и согласный. Например, дифтонг (оу) превратился в [u] (у), а перед гласным в (ов).

На втором этапе сильно изменилось чтение разных букв в праславянском языке, а также исчезли дифтонги.

Поздний этап

На последнем и заключительном этапе развития языков древних славян произошло их полноценное выделение их общеславянского (праславянского) языка. Поздний этап длился с 5-го по 7-й века. Он был отмечен переходом к новому положению. В этот период появились первые диалекты, которые со временем сформировались в отдельные славянские языки. Теперь языки подразделялись на три группы:

1. Восточнославянская.
2. Южнославянская.
3. Западнославянская.

Большинство ученых и лингвистов относят русский к группе восточнославянских языков, так как зародился он на востоке (территориальное разделение языков).

Церковнославянский язык

Безусловно, развитие русского литературного языка зависит от нескольких факторов:

• Появление письменности.
• Крещение Руси в 988 году Владимиром Первым, что стало толчком для создания нового церковнославянского языка.

С появлением христианства люди нуждались в новом преобразовании своего языка. Появилась его новая форма - церковнославянский язык, который стал началом развития всего привычного русского языка. Церковнославянский - это язык православного богослужения, берущий свои корни из болгарского. Большинство ученых придерживаются мнения, что именно этот язык стал основой для развития русского литературного языка. Христианство способствовало распространению религиозной, богослужебной, отчасти поучительной литературы. Таким образом, появляются два литературных языка: древнерусский, народный живой язык (былины, повести, сказания) и старославянский (церковный). Постепенно влияние друг на друга этих двух языков привело к созданию единого русского литературного языка.

Литературный язык XV-XVII веков

Конечно же, влияние татаро-монгольского ига оказало значительную роль на преобразование славянского языка, в котором появились новые заимствования. Со временем, после освобождения Руси от татаро-монголов, литературный язык снова возрождается уже в новой его форме. Москва становится его центром. Характерными чертами литературного языка становятся следующие:

• протяженность буквы "а" (аканье);
• местоимения: меня, тебя, себя;
• простые краткие предложения;
• не существовало больше двойственного числа;
• появилась новая глагольная форма прошедших времен, которая оканчивалась на "л" (спел, съел, станцевал);
• появилось новое склонение существительных (как и сейчас);
• в речи стали слышны взрывные буквы, особенно буква "г";
• появились окончания -ево/-ово в местоимениях (твоево);
• ослабление гласных.

Появление книгопечатания способствовало развитию и распространению русского литературного языка. Теперь литературе уделялось больше внимания.

Преобразования литературного языка XVIII века

На данном этапе развития русского языка и речи произошли весомые изменения. Во-первых, в период правления Петра I (1682-1725) русский литературный язык отделился от церковного и стал существовать самостоятельно. Во-вторых, в 1708 году была проведена реформа русской азбуки по образцу европейских книг. Начиная с XVIII века литературный язык был подвергнут процессу европеизации. В нем появились новые заимствованные слова из романо-германских языков, наблюдалась мода на французский язык. Писатели часто меняли в своих произведениях русскую речь на французскую. Такой прием считался признаком образованности. Примером может послужить известное во всем мире произведение русского писателя Льва Николаевича Толстого "Война и мир".

Значительный вклад в язык

Весомый вклад в развитие русского языка сделал известный ученый Михаил Васильевич Ломоносов, который объединил все виды русской речи воедино, а именно народный язык, приказной, а также разнообразные стили поэзии. Также он подразделял литературу на три вида:

• Простой слог.
• Средний слог.
• Высокий слог.

Огромный вклад в развитие русского языка принесли также такие ученые и литераторы, как Г. Р. Державин, А. Н. Радищев, Н. М. Карамзин, Д. И. Фонвизин и другие. Все они разнообразили язык новыми, необычными метафорами и яркими эпитетами, открыли новые значения слов, привнесли в литературу новые средства выражения: олицетворение, парцелляцию и так далее. Такие великие поэты, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, А. П. Чехов и другие, создали бессмертные произведения русской литературы, которые считаются классикой не только у нас, но даже и за границей. Они сделали язык богаче на запоминающиеся афоризмы, различные литературные приемы, привнесли новые жанры в литературу (А. П. Чехов писал в стиле реалистичного романа), появились интересные обороты из разных сфер лексики (например, профессиональной), жаргон. Каждый великий писатель и поэт привнес в литературный язык веяния своей эпохи, сделав тем самым богаче и разнообразнее русскую речь. Уже в XX веке началось активное изучение русского языка за границей. В речи появились новые слова из английского, испанского, французского, немецкого языков.

Развитие речи и языка очень важно для каждой нации. Не стоит забывать о развитии великого русского языка в современном мире, ведь на нем мы каждый день общаемся с дорогими сердцу людьми. Русская речь - это сила и мощь русской нации.

Оригинальное понимание лингвистического закона представлено в Пражской лингвистической школе. «Законы, управляющие высказываниями в данном языке, - пишут по этому поводу Б. Трнка и др., - как и законы естественных наук, следует считать законами абстрактными, но действующими и поддающимися контролю. По своему характеру они - в отличие от законов естествознания, действующих механически, - являются нормирующими (нормотетическими) и, следовательно, имеют силу только для определенной системы и в определенное время. Если эти законы закрепляются, например, в грамматике, они оказывают обратное нормирующее влияние на индивидуумы, усиливая обязательность и единство языковой нормы. Нормирующий характер языковых законов не исключает возможности того, что некоторые из них действуют для ряда языков или даже для всех языков в исторически доступные для исследования эпохи (ср., например, закон минимального контраста смежных фонем в слове). Все языки мира имеют, помимо своих особенностей, и основные сходства; сходства эти следует подвергать научному анализу и сводить к научным законам» . Как явствует из приведенной цитаты, в этом случае само понятие закона подвергается значительному переосмыслению и фактически сводится к понятию нормы. Поскольку же норма может быть производным от целенаправленной деятельности человека, при таком понимании лингвистического закона он теряет качество объективности.

Таким образом, понятие закона в языкознании не однозначно, под него подводятся разные процессы и явления, которые в своем проявлении часто не имеют ничего закономерного. Именно в силу этого обстоятельства само употребление термина «закон» в языкознании сопровождается обычно оговорками, суть которых сводится к тому, что лингвистические законы - это законы особого порядка, что их нельзя сопоставлять ни с какими другими законами, что само применение этого термина к языковым процессам носит условный характер и пр.

Так, например, о фонетических законах Йоз. Схрайнен пишет: «…языковые регулярности или параллельные ряды в языковых изменениях, происходящих в определенных границах места и времени, называют звуковыми законами. Но с физическими или химическими законами они не имеют ничего общего; они собственно и не «законы» в обычном смысле слова, но скорее звуковые правила, покоящиеся на определенных тенденциях или исторических процессах» . Такую же характеристику фонетических законов дает и Г. Хирт: «О звуковых законах в смысле природных законов, по сути говоря, не может быть и речи» . Тем не менее всякого рода регулярные процессы или соответствия традиционно продолжают именоваться в языкознании законами.

Понятие лингвистического закона не получило достаточно четкого определения и в советской науке о языке . Теория акад. Н. Я. Марра, занимавшая в советском языкознании в течение некоторого времени господствующее положение, отвлекала наших лингвистов от изучения специфики законов развития языка. В соответствии с общим вульгаризаторским характером своей теории Н. Я. Марр подменил лингвистические законы социологическими. Он стремился, как он сам об этом писал, «ослабить значение внутренних законов развития языка, как такового, перенося центр тяжести не только в семантике, но и в морфологии на обусловленность языковых явлений социально-экономическими факторами» .

Именно как противопоставление этой установке Н. Я. Марра после дискуссии 1950 г. в советском языкознании получило широкое хождение понятие внутреннего закона развития языка , а перед советскими языковедами была поставлена задача изучения внутренних законов развития конкретных языков. Такая направленность лингвистического исследования должна была бы быть охарактеризована положительным образом .

К сожалению, советские языковеды на первых порах при определении сущности понятия внутреннего закона развития языка, т. е. по сути дела лингвистического закона в собственном смысле, исходили не из наблюдения над процессами развития языка, а из догматического истолкования работ Сталина , хотя вместе с тем в ряде работ этот вопрос рассматривался и в собственно лингвистическом плане .

Современное понимание задач советского языкознания совершенно не снимает с повестки дня проблему внутренних законов языка, если под ними понимать специфические для языка формулы закономерных процессов. При таком понимании этого вопроса вполне оправданным представляется и определение лингвистических законов как «внутренних», но это определение не должно давать повода к выделению лингвистических законов в особую группу, ставить их вне обязательных характеристик закона вообще.

При определении внутреннего закона развития языка как лингвистического следует исходить из того общего понимания закона, которое дано в философии диалектического материализма.

Основными характеристиками, которые должны быть представлены также и в лингвистических законах, являются, следовательно, следующие.

Законы природы и общества имеют объективный характер. Следовательно, и закономерности развития языка нужно изучать не в аспекте индивидуально-психологическом, как это, например, делали младограмматики при объяснении возникновения в языке новых явлений, и не как зависящие от человеческой воли, что утверждал Н. Я. Марр, ратовавший за искусственное вмешательство в развитие языков. Поскольку язык представляет собой общественное явление особого порядка, обладающее своей спецификой, постольку свойственные ему особые, внутренние закономерности развития следует изучать как объективные законы, в которых и раскрывается специфика данного явления.

Закон берет наиболее существенное во внутренних отношениях явлений. Так как в формуле закона представлена в обобщенном виде свойственная явлениям закономерность, то сама закономерность оказывается шире закона, она не покрывается целиком его формулой. Но, с другой стороны, закон углубляет познание закономерности, обобщая частные явления и обнаруживая в них элементы общего. Поэтому и лингвистический закон всегда шире отдельного частного явления. Это можно проиллюстрировать следующим примером. В древнерусском языке начиная с XI в. можно обнаружить явление исчезновения слабого глухого ъ в начальном предударном положении (например, кънезь>князь) . Этот фонетический процесс осуществлялся с полной регулярностью, и его, таким образом, вполне можно отнести к числу классических фонетических законов, как их понимали младограмматики. Но в действительности это только частное явление, укладывающееся в общую закономерность развития фонетической стороны русского языка. Эта закономерность состоит в общем прояснении глухих гласных ъ и ь в сильном положении (ср., например, сънь - сон, дьнь - день) и падении их в слабом положении, причем это падение проходило не только в начальном предударном положении, но и в других позициях, включая открытый конечный слог. Эта общая закономерность выступает в истории русского языка в многообразии частных изменений, внутренняя сущность которых остается, однако, одной и той же. Общая формула этого закона не охватывает всех особенностей конкретных случаев его проявления. Например, известные отклонения обнаруживает фонетическое развитие слова грек. «В старину, - пишет проф. П. Я. Черных, - до падения глухих, слово грек произносилось с ь после р: грькъ , прилагательное грэч"ьский (например, народ) . Это прилагательное должно было звучать в литературной речи гр"эцк"ий (из гр"эч"ск"ий) , и, действительно, мы говорим: грецкие орехи и т. п. Под влиянием, однако, краткой формы этого прилагательного гр"эч"эск (из грьчьскъ) в эпоху падения глухих появилось "э в суффиксе -эск- и в слове гр"эчэск"ий , причем такое произношение этого слова (с суффиксом- "эск-) стало нормальным в литературном языке» .

С другой стороны, формулирование закона углубляет и расширяет познания частных и конкретных явлений, так как он устанавливает в них общую природу, определяет те общие тенденции, по которым проходило развитие фонетической системы русского языка. Зная эти законы, мы располагаем возможностью представить развитие языка не как механическую сумму отдельных и ничем не связанных друг с другом явлений, но как закономерный процесс, отражающий внутреннюю взаимосвязь фактов развития языка. Так, в разобранном примере все отдельные случаи прояснения и падения глухих представляются не как разрозненные случаи фонетических изменений, а как многообразное проявление единой по своей сущности закономерности, которая обобщает все эти частные явления. Тем самым закон отражает наиболее существенное в процессах развития языка.

Другой характерной чертой закона является то, что он определяет повторяемость явлений при наличии относительно постоянных условий. Эту черту закона не следует принимать в слишком суженном значении, и вместе с тем понятие лингвистического закона нельзя строить только на ней.

Так, например, если взять один частный процесс сужения долгого гласного о: и: , который происходил в английском языке в период между XV и XVII вв., то он осуществлялся с большой регулярностью и происходил повсюду, где наличествовали одни и те же условия. Например, в слове tool - «инструмент» (to: l>tu: l) , в слове moon - «луна» (то: п>ти: п) , в слове food - «пища» (fo: d>fu: d) , в слове do - «делать» (do:>du:) и т. д. Однако сам по себе этот процесс, несмотря на то, что он обнаруживает повторяемость явлений при наличии постоянных условий, не является еще лингвистическим законом в собственном смысле этого слова. Если бы оказалось возможным ограничиться только одним признаком регулярной повторяемости явления, то тогда бы можно было целиком принять и старое понимание закона, как он формулировался младограмматиками. У такого хотя и регулярного, но частного явления отсутствуют другие признаки закона, которые указывались выше. Явление одного порядка должно быть поставлено в связь и соотнесено с другими явлениями, что позволит выявить в них элементы общей для данного языка закономерности. И самую повторяемость явлений необходимо рассматривать в плане общей этой закономерности, строящейся на основе частных и конкретных явлений. Изучение истории английского языка позволило установить, что разбираемый случай перехода о:>и: есть частное проявление общей закономерности, в соответствии с которой все долгие гласные английского языка в указанный период сужались, а наиболее узкие (i: и и:) дифтонгизировались. Закономерную повторяемость и следует соотносить с этим общим процессом, оказавшимся ведущим для фонетической стороны английского языка на определенном этапе ее развития и принимавшим многообразные конкретные формы. Регулярная повторяемость каждого такого случая в отдельности (например, указанного перехода о:>и:) есть только частный случай проявления закономерности. Регулярности этого порядка носят наиболее наглядный характер, так как они единообразны, но, рассматриваемые по отдельности, вне связи с другими регулярными явлениями, они не дают возможности проникнуть в сущность закономерности фонетического развития языка.

Иное дело - повторяемость явлений, связанная с законом. Она может принимать многообразные формы, но сущность этих форм будет единая и именно та, которая определяется данным законом. Так, если обратиться к приведенному выше примеру из истории английского языка, то это значит, что переходы: >е:>i: (ср. слово beat - «бить»; b: tq>be: t>bi: t), e:>i: (ср. слово meet - «встречать»: me: t>mi: t), о:>и: (ср. слово moon - «луна»: mo: n>mu: n) и т. д. являются хотя и многообразными по своей конкретной форме, но едиными в своем принципе явлениями, повторяемость которых воспроизводит одну и ту же закономерность: сужение долгих гласных.

От взаимоотношений закона и конкретных случаев его проявления следует отличать возможность взаимоподчинения различных закономерностей развития языка. Наряду с закономерностями указанного характера в развитии языков можно вскрыть закономерности относительно узкого охвата, которые служат основанием для закономерностей более общего порядка. В этом случае изменения более общего порядка осуществляются на основе ряда изменений более ограниченного охвата, являясь порой их следствием. Например, такой важный и сыгравший большую роль в развитии грамматического строя закон, как закон открытых слогов, установившийся еще в общеславянском языке-основе и продолжавший действовать в ранние периоды развития отдельных славянских языков, сложился на основе ряда разновременных фонетических изменений. К ним относятся процессы монофтонгизации дифтонгов (раньше всех монофтонгизировались дифтонги на и , затем дифтонг oi и далее дифтонги с плавными сонантами), упрощение различных групп согласных и т. д. В данном случае мы имеем дело уже с взаимоотношениями отдельных закономерностей, координирующих процессы в разных сторонах языка.

Указанная характеристика законов развития языка может дать повод к замечанию, что все определенные выше регулярные явления изменения системы языка представляют собой нечто более сложное, нежели законы: это скорее общие тенденции развития языка, чем отдельные законы. С этим возражением, основанным на традиционном понимании лингвистических законов, надо считаться. Отношение к подобному возражению может быть только двоякого порядка. Или следует признать всякое, даже единичное и изолированное явление в процессах развития языка закономерным - и именно к такому пониманию толкает утверждение А. Мейе, что закон не перестает быть законом, если даже он засвидетельствован только единичным примером. В этом случае следует отказаться от всех попыток обнаружить в процессах развития языка те общие черты, которые характеризуют всякий закономерный процесс, и признать, что лингвистические законы - это законы «особого порядка», характер которых определяется одним единственным положением: не может быть следствия без причины. Или же надо стремиться выявить в процессе развития языка указанные общие черты всякого закономерного процесса. В этом втором случае придется произвести известную дифференциацию фактов развития языка и даже новое их осмысление. Но зато языкознание тогда сможет оперировать общими для всех наук категориями и перестанет в своей области считать, например, упавшее с дерева яблоко «особым» и отдельным законом. Предпочтительно, очевидно, идти этим вторым путем. Во всяком случае на него будет ориентировано дальнейшее изложение этого вопроса.

Общие и частные законы языка

Среди других явлений общественного порядка язык обладает рядом качеств, которые выделяют его из них. К числу этих качеств языка относится его структурный характер, наличие определенного физического аспекта, допускающего изучение языка физическими методами, включение элементов знаковости, особые формы взаимосвязи с психической деятельностью человека и реальным миром действительности и т. д. Вся совокупность качеств, характеризующая язык, особая среди прочих общественных явлений, свойственная только языку специфика обусловливает формы или закономерности его развития. Но человеческий язык получает чрезвычайно многообразное выявление. Строевое различие языков приводит к тому, что путь и формы развития каждого языка в отдельности характеризуются индивидуальными особенностями.

Соответственно тому, соотносятся законы языка с языком вообще как общественным явлением особого порядка или же с отдельным и конкретным языком, представляется возможным говорить об общих или частных законах языка.

Общие законы обеспечивают регулярное единообразие процессов развития языка, которое обусловливается общей для всех языков природой, сущностью специфики языка как общественного явления особого порядка, его общественной функцией и качественными особенностями его структурных компонентов. По отношению к прочим общественным явлениям они выступают как характерные для языка, и именно это обстоятельство дает основание называть их его внутренними законами; однако в пределах языка они оказываются всеобщими. Нельзя себе представить развитие языка без участия этих законов. Но хотя формулы таких законов едины для всех языков, они не могут одинаково протекать в разных конкретных условиях. В конкретном своем виде они получают многообразное выражение в зависимости от его структурных особенностей . Однако какое бы различное воплощение ни получали общие законы развития языка, они остаются общими для всех языков законами, так как они обусловливаются не структурными особенностями конкретных языков, а специфической сущностью человеческого языка вообще как общественного явления особого порядка, призванного обслуживать потребность людей в общении.

Хотя в истории языкознания проблема определения общих законов языка не получала целеустремленного формулирования, фактически она всегда находилась в центре внимания языковедов, смыкаясь с проблемой природы и сущности языка. Ведь, например, стремление Ф. Боппа вскрыть в развитии языка физические и механические законы, попытка А. Шлейхера подчинить развитие языка эволюционной теории Ч. Дарвина, а в наши дни включение Ф. де Соссюром языка в «науку, изучающую жизнь знаков внутри жизни общества» (семиологии), так же как и трактовка языка методами математической логики , - все это по существу есть не что иное, как разносторонне направленные исследования, стремящиеся определить общие законы языка. Как правило, эти поиски осуществлялись сопоставительным путем или, лучше сказать, с помощью критериев других наук - физики (у Ф. Боппа), естествоведения (у А. Шлейхера), социологии (у Ф. де Соссюра), математической логики (у Хомского) и т. д. Между тем не менее важно безотносительное определение общих законов языка (к сожалению, в этом направлении сделано еще очень мало) с прослеживанием того, как они преломляются в структуре и развитии конкретных языков . С этой точки зрения к общим законам языка следовало бы отнести, например, обязательное наличие в нем двух планов - условно говоря, плана «выражения» и плана «содержания», трехчленность формулы основных элементов структуры языка: фонема - слово - предложение, установление развития как формы существования языка (имеются в виду, конечно, «живые» языки) и т. д. К числу этих общих законов, к тому же позволяющих более просто проследить их преломление в конкретных языках, относится и закон неравномерности темпов развития разных структурных элементов языка.

В соответствии с этим законом словарный состав языка и его грамматический строй обладают различной степенью устойчивости, и если, например, словарный состав быстро и непосредственно отражает все изменения, происходящие в обществе, и тем самым является наиболее подвижной частью языка, то грамматический строй изменяется крайне медленно и потому является самой устойчивой частью языка. Но если посмотреть, каким образом осуществляется этот общий закон в конкретных языках, то тотчас возникнут частные моменты, которые будут относиться не только к формам осуществления данного закона, но даже и к самим темпам развития. Например, если сравнить грамматический строй немецкого и английского языков (близко родственных германских языков) на древнейшей доступной нам стадии их развития и в современном их состоянии, то предстанет следующая картина. В древние периоды своего развития оба эти языка показывают значительное сходство в своей грамматической структуре, которую в очень общих чертах можно охарактеризовать как синтетическую. Современный английский уже значительно отличается по своей грамматической структуре от современного немецкого языка: он является языком аналитической структуры, тогда как немецкий язык в значительной мере продолжает оставаться синтетическим языком. Это обстоятельство характеризует и другую сторону рассматриваемого явления. Грамматический строй немецкого языка ближе к тому состоянию, которое засвидетельствовано в древнейших его памятниках, чем грамматический строй английского языка. В этом последнем произошло гораздо больше изменений, это и дает основание предполагать, что грамматический строй английского языка изменялся более быстрыми темпами на протяжении одного и того же времени, чем грамматический строй немецкого языка.

Изменения, которые произошли в грамматической структуре английского и немецкого, хорошо видны уже из простого сопоставления парадигмы склонения одинаковых по корню слов в разные периоды развития этих языков. Если даже отвлечься от разных типов склонения существительных (слабого - согласного и сильного - гласного) и учитывать только различия форм склонения, связанные с родовой дифференциацией, то и в этом случае будет отчетливо видна структурная близость древнеанглийского и современного немецкого и значительный отход от обоих этих языков современного английского. Английское существительное не различает ныне не только разных типов (сильного и слабого) или родовых форм, но и вообще не имеет форм склонения (так называемый саксонский родительный чрезвычайно ограничен в употреблении). Напротив того, современный немецкий не только сохранил древнее различие по типам склонений (несколько видоизменив его ныне) и по родам, но и имеет с древнеанглийским много общего в самих формах парадигмы склонения, что явствует из следующих примеров:

Современный английский		day (день)	water (вода)	tongue (язык)
Древнеанглийский	Ед. число	Мужск.род	Средн. род	Женск. род
	Именит.	dжg	weter	tunge
	Винит.	dжg	weter	tungan
	Дательн.	dege	wetere	tungan
	Родит.	deges	weteres	tungan
	Мн. число
	Именит.	dages	weter	tungan
	Винит.	dages	weter	tungan
	Родит.	daga	wetera	tungena
	Дательн.	dagum	weterum	tungum
Современный немецкий	Ед. число
	Именит.	Tag	Wasser	Zunge
	Винит.	Tag	Wasser	Zunge
	Дательн.	Tag(e)	Wasser	Zunge
	Родит	Tages	Wassers	Zunge
	Мн. число
	Именит.	Tage	Wasser	Zungen
	Винит.	Tage	Wasser	Zungen
	Родит.	Tage	Wasser	Zungen
	Дательн.	Tagn	Wassern	Zungen

Изменения в обоих языках вместе с тем имели и различные формы, что определяется уже частными законами развития языка. Однако, прежде чем перейти к характеристике этой второй категории законов развития языка, представляется необходимым отметить следующее обстоятельство. Большие или меньшие темпы развития различных языков не дают основания говорить о большей или меньшей развитости языков в сравнительном плане. Так, в частности, тот факт, что английский язык в пределах одного и того же хронологического периода в грамматическом отношении изменился значительно больше, чем немецкий, отнюдь не означает, что английский язык ныне является более развитым, чем немецкий. Судить о большей или меньшей развитости языков по относительно ограниченным периодам их развития было бы нелогично и неоправданно, а для сравнительной оценки применительно к «итоговому» их состоянию на современной стадии развития наука о языке не располагает никакими критериями. Такие критерии, видимо, и невозможны, так как разные языки в соответствии со своими частными законами развиваются особыми путями, процессы их развития принимают различные формы и поэтому, по сути говоря, в данном случае выступают несопоставимые явления.

От общих законов развития языка, как специфического общественного явления, следует отличать законы развития каждого конкретного языка в отдельности, являющиеся характерными для данного языка и отличающие его от других языков. Этой категории законов, поскольку они определяются структурными особенностями отдельных языков, можно также присвоить название частных внутренних законов развития.

Как показывает уже приведенный пример, общие и частные законы развития не отграничиваются друг от друга непроходимой стеной, а наоборот, частные законы сливаются с общими. Это обусловливается тем обстоятельством, что каждый конкретный язык воплощает в себе все особенности языка как общественного явления особого порядка и поэтому может развиваться только на основе общих законов развития языка. Но, с другой стороны, так как каждый конкретный язык обладает отличным структурным строением, особым грамматическим строем и фонетической системой, различной лексикой, характеризуется неодинаковым закономерным сочетанием этих структурных компонентов в системе языка, то формы проявления деятельности общих законов развития в отдельных языках неизбежно видоизменяются. А особые формы развития конкретных языков, как уже говорилось, связываются с частными законами их развития.

Это обстоятельство можно проследить при сопоставительном рассмотрении развития тождественных явлений в разных языках. Для примера можно остановиться на категории времени. Английский и немецкий языки в древние периоды своего развития обладали приблизительно единой системой времен, к тому же очень несложной: они имели только формы настоящего времени и простого прошедшего времени. Что касается будущего времени, то оно выражалось описательно или формами настоящего времени. Дальнейшее развитие обоих языков пошло по линии совершенствования их временной системы и создания специальной формы для выражения будущего времени. Этот процесс, как уже указывалось выше, укладывается в общие законы развития языка, в соответствии с которыми грамматическая структура языка, хотя и медленно, но все же перестраивается, значительно отставая в темпах своего развития от других сторон языка. При этом перестройка не носит характера взрыва, а осуществляется медленно и постепенно, что соотносится с другим общим законом, именно с законом постепенного изменения качества языка путем накопления элементов нового качества и отмирания элементов старого качества. Особенности осуществления названных общих законов в английском и немецком языках мы видели уже в том, что процесс перестройки их грамматической структуры, в том числе и временной системы, проходил с различной степенью энергичности. Но он проходил и в разных формах, несмотря на то, что в данном случае мы имеем дело с близко родственными языками, обладающими в своей структуре значительным количеством тождественных элементов. Эти различные пути развития (в данном случае форм будущего времени) обусловливаются тем обстоятельством, что в немецком и английском языках действовали разные частные законы развития языка. Первоначальная же структурная близость этих языков, связанная с тем, что Они являются близко родственными, привела к тому, что развитие форм будущего времени хотя и происходило в английском и немецком языках по-разному, однако в своем протекании имеет некоторые общие моменты. В чем же заключается близость и расхождение процессов образования форм будущего времени в данных языках? Ответ на этот вопрос дают конкретные факты истории этих языков.

Общее заключается в том, что формы будущего времени образуются по единой структурной схеме, состоящей из вспомогательного глагола и инфинитива основного глагола, а также в том, что в качестве вспомогательных используются в значительной мере одни и те же модальные глаголы, изменение семантики которых в процессе их превращения во вспомогательные имеет также некоторые общие моменты. В остальном же развитие форм будущего времени обладает различиями, характеризующимися в современном своем состоянии еще и тем, что они функционируют в контексте различных временных систем. Конкретно эти различия проявляются в следующих фактах.

В древнеанглийском языке будущее время обычно выражалось формами настоящего времени. Наряду с этим употреблялись описательные обороты с модальными глаголами shall и will. Эта аналитическая форма получает значительное распространение в среднеанглийский период. В процессе своей грамматикализации оба глагола несколько видоизменили свою семантику, но вместе с тем вплоть до. настоящего времени сохранили многие из своих старых значений. В частности, поскольку оба глагола являются модальными, они сохранили свои модальные значения также и в функции вспомогательных глаголов при образовании форм будущего времени. Вплоть до того времени, когда были закреплены правила их употребления, выбор того или иного глагола определялся их конкретным модальным значением: когда действие ставилось в зависимость от индивидуальной воли субъекта, употреблялся глагол will, когда же необходимо было выразить более или менее объективную необходимость или обязательность действия, использовался глагол shall. В библейском стиле чаще употреблялся shall. В драматических диалогах предпочтительно употреблялось will, оно чаще употреблялось и в разговорной речи, насколько позволяют об этом судить литературные памятники. Впервые нормы употребления глаголов shall и will во вспомогательной функции были сформулированы Джорджем Мэзоном в 1622 г. (в его «Grarnaire Angloise»), которые базировались на тех же конкретных модальных значениях, связывающих shall с первым лицом, a will с остальными лицами. Грамматики нашли употребление shall более подходящим для выражения будущего времени от первого лица в силу конкретной модальной семантики этого глагола, обладающего в своем значении оттенком принуждения или личной уверенности, что не согласуется с объективной констатацией будущего времени при большинстве случаев соотнесения действия со вторым или третьим лицом. Здесь более подходящим по своей семантике является глагол will. В разговорном стиле современного английского языка выработалась сокращенная форма вспомогательного глагола will и именно ’ll, которая вытесняет раздельное употребление обоих глаголов. В шотландском, ирландском и американском вариантах английского языка will является единой общепринятой формой вспомогательного глагола для образования форм будущего времени.

Итак, образование форм будущего времени в английском языке шло в основном по линии переосмысления модальных значений с использованием аналитических конструкций при постепенном изживании в них дифференциации по лицам. Такой путь развития полностью согласуется со стремлением английского глагола максимально разгрузиться от выражения личных значений.

В немецком языке формы будущего времени развивались параллельно на основе модальных и видовых значений; хотя видовое будущее в конечном счете победило, модальное будущее окончательно не вытеснено из немецкого языка вплоть до настоящего времени. Описательный оборот с модальными глаголами sollen и wollen встречается уже в первых памятниках древневерхненемецкого периода, достигая широкого употребления в период между XI и XIV вв. Причем, в отличие от английского языка во всех лицах употреблялся преимущественно глагол sollen. Но в дальнейшем эта конструкция начинает вытесняться другой (видовое будущее). В библии Лютера она употребляется уже редко, а в современном немецком языке, в тех немногочисленных случаях, когда она используется, обладает значительным модальным оттенком.

Зарождение видового будущего следует отнести также к древним периодам развития немецкого языка. Зачатки его, очевидно, надо видеть в преимущественном употреблении для выражения будущего времени форм настоящего времени перфективных глаголов. Но по мере того как вид в качестве грамматической категории изживается в немецком языке, последовательность применения настоящего времени перфективных глаголов в качестве будущего времени нарушается и уже в древневерхненемецком языке употребляются в этих случаях уточняющие обстоятельства. С XI в. происходит становление аналитической конструкции, состоящей из глагола werden и причастия настоящего времени, которая первоначально имела видовое значение начинательности, но в XII и XIII вв. уже широко употребляется для выражения будущего времени. В дальнейшем (начиная с XII в.) эта конструкция несколько видоизменяется (werden+инфинитив, а не причастие настоящего времени) и вытесняет модальное будущее. В XVI и XVII вв. она фигурирует уже во всех грамматиках как единственная форма будущего времени (наряду с формами настоящего, которые широко применяются в значении будущего времени в разговорной речи и в современном немецком языке). В отличие от английского языка, немецкий, используя для образования форм будущего времени схожую аналитическую конструкцию, сохраняет в ней свойственные всему грамматическому строю немецкого языка синтетические элементы. В частности, глагол werden, используемый в немецком в качестве вспомогательного глагола для образования будущего времени, сохраняет личные формы (ichwerdefahren, duwirstfahren, erwirdfahren и т. д.).

Таковы конкретные пути развития тождественного грамматического явления в близко родственных языках, которое, однако, принимает различные формы в соответствии с частными законами развития, действующими в английском и немецком языках.

Характерно, что подобные же различия пронизывают и лексику английского и немецкого языков, обладающих разными структурными типами и различным образом соотносящихся с понятийными комплексами. На это обстоятельство (трактуя его несколько своеобразно) обратил внимание Палмер. «Я полагаю, - пишет он, - что эти различия следует приписать особенностям английского и немецкого языков как орудий абстрактного мышления. Немецкий значительно превосходит английский простотой и прозрачностью своего символизма, что можно показать простейшим примером. Англичанин, желающий говорить о небрачном состоянии вообще, должен употреблять celibacy - новое и трудное слово, совершенно отличающееся от wed, marriage и bachelor. Этому противостоит простота немецкого языка: die Ehe означает супружество; от этого слова образуется прилагательное ehe-los - «незамужний» или «неженатый» (unmarried). Из этого прилагательного посредством прибавления обычного суффикса имен существительных абстрактных возникает Ehe-los-igkeit - «небрачное состояние» (celibacy) - термин, настолько ясный, что может быть понятным даже для уличного мальчишки. А абстрактное мышление англичанина спотыкается о трудности словесного символизма. Другой пример. Если мы говорим о вечной жизни, мы должны обращаться к помощи латинского по своему происхождению слова immortality - «бессмертие», совершенно отличного от обычных слов die - «умирать» и death - «смерть». Немец опять имеет преимущество, так как составные части Un-sterb-lich-keit - «бессмертие» ясны и могут быть образованы и поняты всяким членом языкового коллектива, знающим базовое слово sterben - «умирать» .

На основе отмеченных Палмером особенностей английской и немецкой лексики возникла даже теория о том, что в противоположность грамматической структуре немецкая лексика по своему строению более аналитична, нежели английская.

Таким образом, частные законы развития показывают, какими способами и путями совершается развитие того или иного языка. Так как эти способы у разных языков неодинаковы, можно говорить о частных законах развития только конкретных языков. Тем самым законы развития конкретного языка определяют национально-индивидуальное своеобразие истории данного языка, его качественную самобытность.

Частные законы развития языка охватывают все его сферы - фонетику, грамматику, лексику. Каждая сфера языка может иметь свои законы, почему оказывается возможным говорить о законах развития фонетики, морфологии, синтаксиса и лексики. Так, например, падение редуцированных в истории русского языка следует отнести к законам развития фонетики этого языка. Становление рамочной конструкции может быть определено как закон развития синтаксиса немецкого языка. Унификация основ в истории русского языка может быть названа законом развития его морфологии. Таким же законом развития морфологии русского языка, проходящим красной нитью через всю его многовековую историю, является прогрессировавшее усиление в выражении совершенного и несовершенного видов. Для немецкого языка характерно обогащение словарного состава языка путем создания новых лексических единиц на базе словосложения. Этот способ развития словарного состава немецкого языка, несвойственный другим языкам, например современному французскому, можно рассматривать как один из законов немецкого словообразования.

Однако это не значит, что законы развития конкретных языков механически складываются из законов развития отдельных сфер языка, представляя их арифметическую сумму. Язык не простое соединение некоторого количества лингвистических элементов - фонетических, лексических и грамматических. Он представляет образование, в котором все его детали взаимосвязаны системой закономерных отношений, почему и говорят о структуре языка. А это значит, что каждый элемент структурных частей языка, так же как и сами структурные части, соразмеряет формы своего развития с особенностями всей структуры языка в целом. Следовательно, при наличии отдельных и особых форм развития для фонетической системы языка, для его словарной стороны и грамматического строя, законы развития отдельных его сторон взаимодействуют друг с другом и отражают в себе качественные особенности всей структуры языка в целом… В качестве примера такого взаимодействия можно привести процессы редукции окончаний в истории английского языка. Эти процессы были связаны с возникновением в германских языках силового ударения и закреплением его на корневой гласной. Попавшие в неударное положение конечные элементы редуцировались и постепенно совершенно отпали. Это обстоятельство отразилось как на словообразовании в английском языке, так и на его морфологии (широкое развитие аналитических конструкций) и синтаксисе (закрепление определенного порядка слов и наделение его грамматическим значением).

В русском языке, с другой стороны, упорное стремление к незакрепленному ударению (чем он отличается от таких славянских языков, как польский или чешский) следует приписать тому обстоятельству, что оно используется в качестве смыслоразличительного средства, т. е. оказывается во взаимодействии с другими сторонами языка (семантика).

Наконец, следует указать на возможную близость частных законов развития разных языков. Это имеет место тогда, когда такими языками являются родственные, имеющие в своей структуре тождественные элементы. Очевидно, что чем ближе стоят друг к другу такие языки, тем больше основания для наличия у них одинаковых частных законов развития.

Ко всему сказанному следует добавить еще следующее. Лингвистические законы не являются той силой, которая двигает развитие языка. Эти силы являются внешними по отношению к языку факторами и носят чрезвычайно разнообразный характер - от носителей языка и их общественных потребностей до разного вида контактов языков и субстратных явлений. Именно это обстоятельство и делает невозможным рассмотрение развития языка в изоляции от его исторических условий. Но, восприняв внешний стимул, лингвистические законы придают развитию языка определенные направления или формы (в соответствии с его структурными особенностями). В ряде случаев и в определенных сферах языка (в первую очередь в лексике и в семантике) конкретный характер внешних стимулов развития языка может вызывать соответствующие конкретные изменения в системе языка. Подробнее этот вопрос рассматривается ниже, в разделе «История народа и законы развития языка»; пока же следует иметь в виду указанную общую зависимость, существующую между законами развития языка и внешними факторами.

Что такое развитие языка

Понятие закона языка связывается с развитием языка. Это понятие, следовательно, может быть раскрыто в своей конкретной форме только в истории языка, в процессах его развития. Но что такое развитие языка? Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос отнюдь не однозначен, и его формулирование имеет большую историю, отражающую смену лингвистических концепций.

В лингвистике на первых этапах развития сравнительного языкознания установился взгляд, что известные науке языки пережили период своего расцвета в глубокой древности, а ныне они доступны изучению только в состоянии своего разрушения, постепенной и все увеличивающейся деградации. Этот взгляд, впервые высказанный в языкознании Ф. Боппом, получил дальнейшее развитие у А. Шлейхера, который писал: «В пределах истории мы видим, что языки только дряхлеют по определенным жизненным законам, в звуковом и формальном отношении. Языки, на которых мы теперь говорим, являются, подобно всем языкам исторически важных народов, старческими языковыми продуктами. Все языки культурных народов, насколько они нам вообще известны, в большей или меньшей степени находятся в состоянии регресса» . В другой своей работе он говорит: «В доисторический период языки образовывались, а в исторический они погибают» . Эта точка зрения, покоящаяся на представлении языка в виде живого организма и объявляющая исторический период его существования периодом старческого одряхления и умирания, сменилась затем рядом теорий, которые частично видоизменяли взгляды Боппа и Шлейхера, а частично выдвигали новые, но столь же антиисторические и метафизические взгляды.

Курциус писал, что «удобство есть и остается главной побудительной причиной звуковой перемены при всех обстоятельствах», а так как стремление к удобству, экономии речи и вместе с тем небрежность говорящих все увеличиваются, то «убывающее звуковое изменение» (т. е. унификация грамматических форм), вызванное указанными причинами, приводит язык к разложению .

Младограмматики Бругман и Остгоф развитие языка ставят в связь с формацией органов речи, которая зависит от климатических и культурных условий жизни народа. «Как формация всех физических органов человека, - пишет Остгоф, - так и формация его органов речи зависит от климатических и культурных условий, в которых он живет» .

Социологическое направление в языкознании сделало попытку связать развитие языка с жизнью общества, но вульгаризировало общественную сущность языка и в процессах его развития увидело только бессмысленную смену форм языка. «…Один и тот же язык, - пишет, например, представитель этого направления Ж. Вандриес, - в различные периоды своей истории выглядит по-разному; его элементы изменяются, восстанавливаются, перемещаются. Но в целом потери и прирост компенсируют друг друга… Различные стороны морфологического развития напоминают калейдоскоп, встряхиваемый бесконечное число раз. Мы каждый раз получаем новые сочетания его элементов, но ничего нового, кроме этих сочетаний» .

Как показывает этот краткий обзор точек зрения, в процессах развития языка, хотя это и может показаться парадоксальным, никакого подлинного развития не обнаруживалось. Больше того, развитие языка мыслилось даже как его распад.

Но и в тех случаях, когда развитие языка связывалось с прогрессом, наука о языке нередко искажала подлинную природу этого процесса. Об этом свидетельствует так называемая «теория прогресса» датского языковеда О. Есперсена.

В качестве мерила прогрессивности Есперсен использовал английский язык. Этот язык на протяжении своей истории постепенно перестраивал свою грамматическую структуру в направлении от синтетического строя к аналитическому. В этом направлении развивались и другие германские, а также некоторые романские языки. Но аналитические тенденции в других языках (русском или иных славянских языках) не привели к разрушению их синтетических элементов, например падежной флексии. Б. Коллиндер в своей статье, критикующей теорию О. Есперсена, на материале истории венгерского языка убедительно показывает, что развитие языка может происходить и в сторону синтеза . В этих языках развитие шло по линии совершенствования наличных в них грамматических элементов. Иными словами, различные языки развиваются в разных направлениях в соответствии со своими качественными особенностями и своими законами. Но Есперсен, объявив аналитический строй наиболее совершенным и абсолютно не считаясь с возможностями иных направлений развития, усматривал прогресс в развитии только тех языков, которые в своем историческом пути двигались по направлению к анализу. Тем самым прочие языки лишались самобытности форм своего развития и укладывались в прокрустово ложе аналитической мерки, снятой с английского языка.

Ни одно из приведенных определений не может послужить теоретической опорой для выяснения вопроса о том, что следует понимать под развитием языка .

В предшествующих разделах уже неоднократно указывалось, что самой формой существования языка является его развитие. Это развитие языка обусловливается тем, что общество, с которым неразрывно связан язык, находится в беспрерывном движении. Исходя из этого качества языка, следует решать вопрос о развитии языка. Очевидно, что язык теряет свою жизненную силу, перестает развиваться и становится «мертвым» тогда, когда гибнет само общество или когда нарушается связь с ним.

История знает много примеров, подтверждающих эти положения. Вместе с гибелью ассирийской и вавилонской культуры и государственности исчезли аккадские языки. С исчезновением мощного государства хеттов умерли наречия, на которых говорило население этого государства: неситский, лувийский, палайский и хеттский. Классификации языков содержат множество ныне мертвых языков, исчезнувших вместе с народами: готский, финикийский, оскский, умбрский, этрусский и пр.

Случается, что язык переживает общество, которое он обслуживал. Но в отрыве от общества он теряет способность развиваться и приобретает искусственный характер. Так было, например, с латинским языком, превратившимся в язык католической религии, а в средние века исполнявшим функции международного языка науки. Аналогичную роль выполняет классический арабский язык в странах Среднего Востока.

Переход языка на ограниченные позиции, на преимущественное обслуживание отдельных социальных групп в пределах единого общества - это также путь постепенной деградации, закостенения, а иногда и вырождения языка. Так, общенародный французский язык, перенесенный в Англию (вместе с завоеванием ее норманнами) и ограниченный в своем употреблении только господствующей социальной группой, постепенно вырождался, а затем вообще исчез из употребления в Англии (но продолжал жить и развиваться во Франции).

Другим примером постепенного ограничения сферы употребления языка и уклонения от общенародной позиции может служить санскрит, бывший, несомненно, когда-то разговорным языком общего употребления, но затем замкнувшийся в кастовых границах и превратившийся в такой же мертвый язык, каким был средневековый латинский язык. Путь развития индийских языков пошел мимо санскрита, через народные индийские диалекты - так называемые пракриты.

Перечисленные условия останавливают развитие языка или же приводят к его умиранию. Во всех остальных случаях язык развивается. Иными словами, до тех пор пока язык обслуживает потребности существующего общества в качестве орудия общения его членов и при этом обслуживает все общество в целом, не становясь на позиции предпочтения какого-либо одного класса или социальной группы, - язык находится в процессе развития. При соблюдении указанных условий, обеспечивающих само существование языка, язык может находиться только в состоянии развития, откуда и следует, что самой формой существования (живого, а не мертвого) языка является его развитие.

Когда речь идет о развитии языка, нельзя все сводить только к увеличению или уменьшению у него флексий и других формантов. Например, то обстоятельство, что на протяжении истории немецкого языка наблюдалось уменьшение падежных окончаний и частичная их редукция, отнюдь не свидетельствует в пользу мнения, что в данном случае мы имеем дело с разложением грамматического строя этого языка, его регрессом. Не следует забывать того, что язык тесно связан с мышлением, что в процессе своего развития он закрепляет результаты работы мышления и, следовательно, развитие языка предполагает не только его формальное усовершенствование. Развитие языка при таком его понимании находит свое выражение не только в обогащении новыми правилами и новыми формантами, но и в том, что он совершенствуется, улучшает и уточняет уже имеющиеся правила. А это может происходить посредством перераспределения функций между существующими формантами, исключения дублетных форм и уточнения отношений между отдельными элементами в пределах данной структуры языка. Формы процессов совершенствования языка могут быть, следовательно, различны в зависимости от структуры языка и действующих в нем законов его развития.

При всем том здесь нужна одна существенная оговорка, которая позволит провести необходимую дифференциацию между явлениями развития языка и явлениями его изменения. К собственно явлениям развития языка мы по справедливости можем отнести только такие, которые укладываются в тот или иной его закон (в определенном выше смысле). А так как не все явления языка удовлетворяют этому требованию (см. ниже раздел о развитии и функционировании языка), то тем самым и проводится указанная дифференциация всех возникающих в языке явлений.

Итак, какие бы формы ни принимало развитие языка, оно остается развитием, если удовлетворяет тем условиям, о которых говорилось выше. Это положение легко подтвердить фактами. После норманнского завоевания английский язык переживал кризис. Лишенный государственной поддержки и оказавшийся вне нормализующего влияния письменности, он дробится на множество местных диалектов, отходя от уэссекской нормы, выдвинувшейся к концу древнеанглийского периода на положение ведущей. Но можно ли сказать, что среднеанглийский период является для английского языка периодом упадка и регресса, что в этот период его развитие остановилось или даже пошло назад? Этого сказать нельзя. Именно в этот период в английском языке происходили сложные и глубокие процессы, которые подготовили, а во многом и заложили основание тех структурных особенностей, которые характеризуют современный английский язык. После норманнского завоевания в английский язык начали в огромном количестве проникать французские слова. Но и это не остановило процессов словообразования в английском языке, не ослабило его, а, наоборот, пошло ему на пользу, обогатило и усилило его.

Другой пример. В результате ряда исторических обстоятельств начиная с XIV в. в Дании широкое распространение получает немецкий язык, вытесняя датский не только из официального употребления, но и из разговорной речи. Шведский языковед Э. Вессен следующим образом описывает этот процесс: «В Шлезвиге еще в средние века в результате иммиграции немецких чиновников, купцов и ремесленников в качестве письменного и разговорного языка городского населения распространился нижненемецкий. В XIV в. граф Герт ввел здесь в качестве административного языка немецкий. Реформация способствовала распространению немецкого языка за счет датского; нижненемецкий, а позже верхненемецкий был введен как язык церкви и в тех областях к югу от линии Фленсбург - Теннер, где население говорило по-датски. В дальнейшем немецкий язык становится здесь и языком школы… Немецким языком пользовались при датском дворе, особенно во второй половине XVII в. Он был широко распространен также в качестве разговорного языка в дворянских и бюргерских кругах» . И все же, несмотря на такое распространение немецкого языка в Дании, датский язык, включивший в себя значительное количество немецких элементов и обогатившийся за их счет, оттесненный к северу страны, продолжал свое развитие и совершенствование по своим законам. К этому времени относится создание таких выдающихся памятников истории датского языка, как так называемая «Библия Кристиана III» (1550 г.), перевод которой был выполнен с участием выдающихся писателей того времени (Кр. Педерсена, Петруса Паладиуса и др.), и «Уложение Кристиана V» (1683 г.). Значительность этих памятников с точки зрения развития датского языка характеризуется тем фактом, что, например, с «Библией Кристиана III» связывают начало новодатского периода.

Следовательно, язык развивается вместе с обществом. Как общество не знает состояния абсолютной неподвижности, так и язык не стоит на месте. В языке, обслуживающем развивающееся общество, происходят постоянные изменения, знаменующие развитие языка. В формах этих изменений, зависящих от качества языка, и находят свое выражение законы развития языка.

Иное дело, что темпы развития языка в разные периоды истории языка могут быть различными. Но и это обусловлено развитием общества. Уже давно было подмечено, что бурные исторические эпохи в жизни общества сопровождаются и значительными изменениями языка и, наоборот, исторические эпохи, не отмеченные значительными общественными событиями, характеризуются периодами относительной стабилизации языка. Но большие или меньшие темпы развития языка - это уже другой аспект его рассмотрения, место которого в разделе «Язык и история».

Функционирование и развитие языка

Функционирование и развитие языка представляют два аспекта изучения языка - описательный и исторический, - которые современное языкознание нередко определяет как независимые друг от друга области исследования. Есть ли основания для этого? Не обусловлено ли такое разграничение природой самого объекта исследования?

Описательное и историческое изучение языка давно применялось в практике лингвистического исследования и столь же давно находило соответствующее теоретическое обоснование . Но на первый план проблема указанных разных подходов к изучению языка выступила со времени формулирования Ф. де Соссюром его знаменитой антиномии диахронической и синхронической лингвистик . Эта антиномия логически выводится из основного соссюровского противопоставления - языка и речи - и последовательно сочетается с другими проводимыми Соссюром разграничениями: синхроническая лингвистика оказывается вместе с тем и внутренней, статической (т. е. освобожденной от временного фактора) и системной, а диахроническая лингвистика - внешней, эволюционной (динамичной), и лишенной системности. В дальнейшем развитии языкознания противопоставление диахронической и синхронической лингвистик превратилось не только в одну из самых острых и спорных проблем , породившую огромную литературу, но стало использоваться в качестве существеннейшего признака, разделяющего целые лингвистические школы и направления (ср., например, диахроническую фонологию и глоссематическую фонематику или дескриптивную лингвистику).

Чрезвычайно важно отметить, что в процессе все углубляющегося изучения проблемы взаимоотношения диахронической и синхронической лингвистик (или доказательства отсутствия всякого взаимоотношения) постепенно произошло отождествление, которое, возможно, не предполагал и сам Соссюр: диахроническое и синхроническое изучение языка как разные операции или рабочие методы, используемые для определенных целей и отнюдь не исключающие друг друга, стало соотноситься с самим объектом изучения - языком, выводиться из самой его природы. Говоря словами Э. Косериу, оказалось не учтенным, что различие между синхронией и диахронией относится не к теории языка, а к теории лингвистики . Сам язык не знает таких разграничений, так как всегда находится в развитии (что, кстати говоря, признавал и Соссюр) , которое осуществляется не как механическая смена слоев или синхронических пластов, сменяющих друг друга наподобие караульных (выражение И. А. Бодуэна де Куртене), а как последовательный, причинный и непрерывающийся процесс. Это значит, что все, что рассматривается в языке вне диахронии, не есть реальное состояние языка, но всего лишь синхроническое его описание . Таким образом, проблема синхронии и диахронии в действительности является проблемой рабочих методов, а не природы и сущности языка.

В соответствии со сказанным, если изучать язык под двумя углами зрения, такое изучение должно быть направлено на выявление того, каким образом в процессе деятельности языка происходит возникновение явлений, которые относятся к развитию языка. Необходимость, а также до известной степени и направление такого изучения подсказываются известным парадоксом Ш. Балли: «Прежде всего языки непрестанно изменяются, но функционировать они могут только не меняясь. В любой момент своего существования они представляют собой продукт временного равновесия. Следовательно, это равновесие является равнодействующей двух противоположных сил: с одной стороны, традиции, задерживающей изменение, которое несовместимо с нормальным употреблением языка, а с другой - активных тенденций, толкающих этот язык в определенном направлении» . «Временное равновесие» языка, конечно, условное понятие, хотя оно и выступает в качестве обязательной предпосылки для осуществления процесса общения. Через точку этого равновесия проходит множество линий, которые одной своей стороной уходят в прошлое, в историю языка, а другой стороной устремляются вперед, в дальнейшее развитие языка. «Механизм языка, - чрезвычайно точно формулирует И. Л. Бодуэн де Куртене, - и вообще его строй и состав в данное время представляют результат всей предшествующей ему истории, всего предшествующего ему развития, и наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка» . Следовательно, когда мы хотим проникнуть в секреты развития языка, мы не можем разлагать его на независимые друг от друга плоскости; такое разложение, оправданное частными целями исследования и допустимое также и с точки зрения объекта исследования, т. e. языка, не даст результатов, к которым мы в данном случае стремимся. Но мы безусловно достигнем их, если поставим целью своего исследования взаимодействие процессов функционирования и развития языка. Именно в этом плане будет осуществляться дальнейшее изложение.

В процессе развития языка происходит изменение его структуры, его качества, почему и представляется возможным утверждать, что законы развития языка есть законы постепенных качественных изменений, происходящих в нем. С другой стороны, функционирование языка есть его деятельность по определенным правилам. Эта деятельность осуществляется на основе тех структурных особенностей, которые свойственны данной системе языка. Поскольку, следовательно, при функционировании языка речь идет об определенных нормах, об определенных правилах пользования системой языка, постольку нельзя правила его функционирования отождествлять с законами развития языка.

Но вместе с тем становление новых структурных элементов языка происходит в деятельности последнего, Функционирование языка, служащего средством общения для членов данного общества, устанавливает новые потребности, которые предъявляет общество к языку, и тем самым толкает его на дальнейшее и непрерывное развитие и совершенствование. А по мере развития языка, по мере изменения его структуры устанавливаются и новые правила функционирования языка, пересматриваются нормы, в соответствии с которыми осуществляется деятельность языка.

Таким образом, функционирование и развитие языка, хотя и раздельные, вместе с тем взаимообусловленные и взаимозависимые явления. В процессе функционирования языка в качестве орудия общения происходит изменение языка. Изменение же структуры языка в процессе его развития устанавливает новые правила функционирования языка. Взаимосвязанность исторического и нормативного аспектов языка находит свое отражение и в трактовке отношения законов развития к этим аспектам. Если историческое развитие языка осуществляется на основе правил функционирования, то соответствующее состояние языка, представляющее определенный этап в этом закономерном историческом развитии, в правилах и нормах своего функционирования отражает живые, активные законы развития языка .

Какие же конкретные формы принимает взаимодействие процессов функционирования и развития языка?

Как указывалось выше, для языка существовать - значит находиться в беспрерывной деятельности. Это положение, однако, не должно приводить к ложному заключению, что каждое явление, возникшее в процессе деятельности языка, следует относить к его развитию. Когда «готовые» слова, удовлетворяя потребность людей в общении, аккуратно укладываются в существующие правила данного языка, то в этом едва ли можно усмотреть какой-либо процесс развития языка и по этим явлениям определять законы его развития. Поскольку в развитии языка речь идет об обогащении его новыми лексическими или грамматическими элементами, о совершенствовании, улучшении и уточнении грамматической структуры языка, поскольку, иными словами, речь идет об изменениях, происходящих в структуре языка, постольку здесь необходима дифференциация различных явлений. В зависимости от специфики различных компонентов языка новые явления и факты, возникающие в процессе функционирования языка, могут принимать различные формы, но все они связываются с его развитием только в том случае, если они включаются в систему языка как новые явления закономерного порядка и тем самым способствуют постепенному и беспрерывному совершенствованию его структуры.

Функционирование и развитие языка не только взаимосвязаны друг с другом, но и обладают большим сходством. Формы тех и других явлений в конечном счете определяются одними и теми же структурными особенностями языка. И те и другие явления могут привлекаться для характеристики особенностей, отличающих один язык от другого. Поскольку развитие языка осуществляется в процессе функционирования, вопрос, видимо, сводится к выявлению способов перерастания явлений функционирования в явления развития языка или к установлению критерия, с помощью которого окажется возможным проводить размежевание указанных явлений. Устанавливая, что структура языка представляет собой такое образование, детали которого связаны друг с другом закономерными отношениями, в качестве критерия включения нового языкового факта в структуру языка можно избрать его обязательную «двуплановость». Каждый элемент структуры языка должен представлять закономерную связь по крайней мере двух элементов последнего, один из которых по отношению к другому будет представлять его своеобразное «языковое» значение. В противном случае этот элемент окажется вне структуры языка. Под «языковым» значением надо понимать, следовательно, фиксированную и закономерно проявляющуюся в деятельности языка связь одного элемента его структуры с другим. «Языковое» значение есть второй план элемента структуры языка . Формы связи элементов структуры модифицируются в соответствии со специфическими особенностями тех структурных компонентов языка, в которые они входят; но они обязательно присутствуют во всех элементах структуры языка, причем к числу структурных элементов языка следует относить и лексическое значение. Опираясь на это положение, можно утверждать, что звук или комплекс звуков, без «языкового» значения, так же как и значение, тем или иным образом закономерно не связанное со звуковыми элементами языка, находится вне его структуры, оказывается не языковым явлением. «Языковыми» значениями обладают грамматические формы, слова и морфемы как члены единой языковой системы.

Если, следовательно, факт, возникший в процессе функционирования языка, остается одноплановым, если он лишен «языкового» значения, то не представляется возможным говорить о том, что он, включаясь в структуру языка, может изменить ее, т. е. определять его как факт развития языка. Например, понятие временных отношений или понятие характера действия (вида), которые оказывается возможным тем или иным (описательным) образом выразить в языке, но которые не получают, однако, фиксированного и закономерно проявляющегося в деятельности языка способа выражения в виде соответствующей грамматической формы, конструкции или грамматического правила, нельзя рассматривать как факты структуры языка и связывать их с ее развитием. Если в этой связи подвергнуть рассмотрению ряд английских предложений

станет ясно, что по своему логическому содержанию все они выражают действие, которое можно отнести к будущему времени, и их по этому признаку можно было бы поставить в один ряд с I shall go или You will go, что, кстати говоря, и делает в своей книге американский языковед Кантор насчитывая, таким образом, в английском языке 12 форм будущего времени. Однако хотя в таком выражении, как I must go и пр., понятие времени и выражается языковыми средствами, оно не имеет, как конструкция I shall go, фиксированной формы; оно, как обычно принято говорить, не грамматикализовано и поэтому может рассматриваться как факт структуры языка только с точки зрения общих правил построения предложения.

С этой точки зрения лишенным «языкового» значения оказывается и речевой звук, взятый в изолированном виде. То, что может иметь значение в определенном комплексе, т. е. в фонетической системе, не сохраняется за элементами вне этого комплекса. Изменения, которые претерпевает такой речевой звук, если они проходят помимо связей с фонетической системой языка и, следовательно, лишены «языкового» значения, оказываются также за пределами языковой структуры, как бы скользят по ее поверхности и поэтому не могут быть связаны с развитием данного языка.

Вопрос о возникновении в процессе функционирования языка как единичных явлений, так и фактов собственно развития языка тесно переплетается с вопросом о структурной обусловленности всех явлений, происходящих в первом. Ввиду того, что все происходит в пределах определенной структуры языка, возникает естественное стремление связывать все возникшие в нем явления с его развитием. В самом деле, поскольку действующие в каждый данный момент нормы или правила языка определяются наличной его структурой, постольку возникновение в языке всех новых явлений - во всяком случае в отношении своих форм - также обусловливается наличной структурой. Иными словами, поскольку функционирование языка определяется наличной его структурой, а факты развития возникают в процессе его функционирования, постольку можно говорить о структурной обусловленности всех форм развития языка. Но и это положение не дает еще основания делать вывод, что все структурно обусловленные явления языка относятся к фактам его развития. Нельзя структурной обусловленностью всех явлений деятельности языка подменять его развитие. Здесь по-прежнему необходим дифференцированный подход, который можно проиллюстрировать примером.

Так, в фонетике отчетливее, чем в какой-либо иной сфере языка, прослеживается то положение, что не всякое структурно обусловленное явление (или, как принято еще говорить, системнообусловленное явление) можно относить к фактам развития языка.

На протяжении почти всего периода своего существования научное языкознание делало основой исторического изучения языков, как известно, фонетику, которая нагляднее всего показывала исторические изменения языка. В результате тщательного изучения этой стороны языка книги по истории наиболее изученных индоевропейских языков представляют в значительной своей части последовательное изложение фонетических изменений, представленных в виде «законов» разных порядков в отношении широты охвата явлений. Таким образом, сравнительно-историческая фонетика оказывалась тем ведущим аспектом изучения языка, с помощью которого характеризовалось своеобразие языков и путей их исторического развития. При ознакомлении с фонетическими процессами в глаза всегда бросается их большая самостоятельность и независимость от внутриязыковых, общественных или иных потребностей. Свобода выбора направления фонетического изменения, ограниченного только особенностями фонетической системы языка, в ряде случаев представляется здесь почти абсолютной. Так, сопоставление готского himins (небо) и древнеисландского himinn с формами этого слова в древневерхненемецком himil и в древнеанглийском heofon показывает, что во всех названных языках наблюдаются разные фонетические процессы. В одних случаях наличествует процесс диссимиляции (в древневерхненемецком и древнеанглийском), а в других случаях он отсутствует (готский и древнеисландский). Если же процесс диссимиляции осуществлялся, то в древнеанглийском heofon он пошел в одном направлении (m>f, регрессивная диссимиляция), а в древневерхненемецком himil в другом направлении (n>1, прогрессивная диссимиляция). Едва ли подобные частные явления можно отнести к числу фактов развития языка. Отчетливо проявляющееся «равнодушие» языков к подобным фонетическим процессам обусловлено их одноплановостью. Если подобные процессы никак не отзываются на структуре языка, если они совершенно не затрагивают системы внутренних закономерных отношений ее структурных частей, если они не служат, по-видимому, целям удовлетворения каких-либо назревших в системе языка потребностей, то языки не проявляют заинтересованности ни в осуществлении этих процессов, ни в их направлении. Но язык, однако, может в дальнейшем связать подобные «безразличные» для него явления с определенным значением, и в этом будет проявляться выбор того направления, по которому в пределах существующих возможностей пошло развитие языка.

В подобного рода фонетических процессах можно установить и определенные закономерности, которые чаще всего обусловливаются спецификой звуковой стороны языка. Поскольку все языки являются звуковыми, постольку такого рода фонетические закономерности оказываются представленными во множестве языков, принимая форму универсальных законов. Так, чрезвычайно распространенным явлением оказывается ассимиляция, проявляющаяся в языках в многообразных формах и находящая различное использование. Можно выделить: связанные позиционным положением случаи ассимиляции (как в русском слове шшить<сшить); ассимиляции, возникающие на стыках слов и нередко представляемые в виде регулярных правил «сандхи» (например, закон Ноткера в древневерхненемецком или правило употребления сильных и слабых форм в современном английском языке: she в сочетании it is she и в сочетании she says ); ассимиляции, получающие закономерное выражение во всех соответствующих формах языка и нередко замыкающие свое действие определенными хронологическими рамками, а иногда оказывающиеся специфичными для целых групп или семейств языков. Таково, например, преломление в древнеанглийском, различные виды умлаутов в древнегерманских языках, явление сингармонизма финно-угорских и тюркских языков (ср. венгерское ember-nek - «человеку», но mеdar-nеk - «птице», турецкое tash-lar-dar - «в камнях», но el-ler-der - «в руках») и т. д. Несмотря на многообразие подобных процессов ассимиляции, общим для их универсального «закономерного» проявления является то обстоятельство, что все они в своих источниках - следствие механического уподобления одного звука другому, обусловливаемого особенностями деятельности артикуляционного аппарата человека. Другое дело, что часть этих процессов получила «языковое» значение, а часть нет.

В «автономных» фонетических явлениях трудно усмотреть и процессы совершенствования существующего «фонетического качества» языка. Теория удобства применительно к фонетическим процессам, как известно, потерпела полное фиаско. Фактическое развитие фонетических систем конкретных языков разбивало все теоретические выкладки лингвистов. Немецкий язык, например, по второму передвижению согласных развил группу аффрикат, произношение которых, теоретически говоря, отнюдь не представляется более легким и удобным, чем произношение простых согласных, из которых они развились. Наблюдаются случаи, когда фонетический процесс в определенный период развития языка идет по замкнутому кругу, например, в истории английского языка bжc>bak>back(ж>а>ж). Сопоставительное рассмотрение также ничего не дает в этом отношении. Одни языки нагромождают согласные (болгарский, польский), другие поражают обилием гласных (финский). Общее направление изменения фонетической системы языка также часто противоречит теоретическим предпосылкам удобства произношения. Так, древневерхненемецкий язык в силу большей насыщенности гласными был, несомненно, более «удобным» и фонетически «совершенным» языком, чем современный немецкий язык.

Очевидно, что «трудность» и «легкость» произношения определяются произносительными привычками, которые меняются. Таким образом, эти понятия, так же как и координированное с ними понятие совершенствования, оказываются, если их рассматривать в одном фонетическом плане, чрезвычайно условными и соотносимыми только с произносительными навыками людей в определенные периоды развития каждого языка в отдельности. Отсюда следует, что говорить о каком-либо совершенствовании применительно к фонетическим процессам, рассматриваемым изолированно, не представляется возможным.

Все сказанное отнюдь не отнимает у фонетических явлений права соответствующим образом характеризовать язык. Уже и перечисленные примеры показывают, что они могут быть свойственны строго определенным языкам, иногда определяя группу родственных языков или даже целое их семейство. Так, например, сингармонизм гласных представлен во многих тюркских языках, обладая в одних наречиях функциональным значением, а в других нет. Точно так же такое явление, как первое передвижение согласных (генетически, правда, не сопоставимое с разбираемыми видами ассимиляций), является наиболее характерной чертой германских языков. Больше того, можно даже установить известные границы фонетических процессов данного языка - они будут определяться фонетическим составом языка. Но характеризовать язык только внешним признаком вне всякой связи со структурой языка не значит определять внутреннюю сущность языка.

Таким образом, в фонетических явлениях, во множестве проявляющихся в процессе функционирования языка, необходимо произвести дифференциацию, в основу которой следует положить связь данного фонетического явления со структурой языка. В истории развития конкретных языков наблюдаются многочисленные случаи, когда развитие языка связывается с фонетическими изменениями. Но вместе с тем оказывается возможным в истории тех же самых языков указать на фонетические изменения, которые никак не объединяются с другими явлениями языка в общем движении его развития. Эти предпосылки дают возможность подойти к решению вопроса о взаимоотношениях между процессами функционирования языка и внутренними закономерностями его развития.

К проблеме законов развития языка самым непосредственным и тесным образом примыкают исследования, направленные в сторону вскрытия связей отдельных явлений языка, возникающих в процессе его функционирования, с системой языка в целом. Ясно с самого начала, что процессы, проходящие в одном языке, должны отличаться от процессов и явлений, проходящих в других языках, поскольку они осуществляются в условиях разных языковых структур. В этом отношении все явления каждого конкретного языка, как уже указывалось выше, оказываются структурно обусловленными, или системными, и именно в том смысле, что они могут появиться в процессе функционирования только данной системы языка. Но их отношение к структуре языка различно, и на вскрытие этих отличий и должно быть направлено лингвистическое исследование. Довольствоваться же только одними внешними фактами и все различия, которыми отличается один язык от другого, априорно относить за счет законов развития данного языка было бы легкомысленно. До тех пор пока не вскрыта внутренняя связь любого из фактов языка с его системой, невозможно говорить о развитии языка, тем более о его закономерностях, как бы это ни представлялось заманчивым и «само собой разумеющимся». Не следует забывать того, что язык - явление очень сложной природы. Язык как средство общения использует систему звуковых сигналов или, иными словами, существует в виде звуковой речи. Тем самым он получает физический и физиологический аспект. Как в грамматических правилах, так и в отдельных лексических единицах находят свое выражение и закрепление элементы познавательной работы человеческого разума, только с помощью языка возможен процесс мышления. Это обстоятельство неразрывным образом связывает язык с мышлением. Через посредство языка находят свое выражение и психические состояния человека, которые накладывают на систему языка определенный отпечаток и таким образом тоже включают в него некоторые дополнительные элементы. Но и звук, и органы речи, и логические понятия, и психические явления существуют не только как элементы языка. Они используются языком или находят свое отражение в нем, но, кроме того, имеют и самостоятельное бытие. Именно поэтому звук человеческой речи имеет самостоятельные физические и физиологические закономерности. Свои законы развития и функционирования имеет и мышление. Поэтому постоянно существует опасность подмены закономерностей развития и функционирования языка, например, закономерностями развития и функционирования мышления. Необходимо считаться с этой опасностью и во избежание ее рассматривать все факты языка только через призму их связанности в структуру, которая и превращает их в язык.

Хотя каждый факт развития языка связывается с его структурой и обусловливается в формах своего развития наличной структурой, его нельзя связывать с законами развития данного языка до тех пор, пока он не будет рассмотрен во всей системе фактов развития языка, так как при изолированном рассмотрении фактов этого развития невозможно определение регулярности их проявления, что составляет одну из существенных черт закона. Только рассмотрение фактов развития языка во всей их совокупности позволит выделить те процессы, которые определяют основные линии в историческом движении языков. Только такой подход позволит в отдельных фактах развития языка вскрыть законы их развития. Это положение требует более подробного разъяснения, для чего представляется необходимым обратиться к рассмотрению конкретного примера.

Среди значительного числа разнообразных фонетических изменений, возникших в процессе функционирования языка, выделяется один какой-либо конкретный случай, включающийся в систему и ведущий к ее изменению. Такого рода судьба постигла, например, умлаутные формы ряда падежей односложных согласных основ древнегерманских языков. В своих истоках это обычный процесс ассимиляции, механическое уподобление коренной гласной элементу - i(j), содержащемуся в окончании. В разных германских языках этот процесс отражался по-разному. В древнеисландском и древненорвежском умлаутные формы в единственном числе имели дательный падеж, а во множественном - именительный и винительный. В остальных случаях наличествовали неумлаутные формы (ср., с одной стороны, fшte, fшtr, а с другой - fotr, fotar, fota, fotum). В древнеанглийском языке приблизительно аналогичная картина: дательный единственного числа и именительный - винительный множественного имеют умлаутные формы (fet, fet), a остальные падежи обоих чисел неумлаутные (fot, fotes, fota, fotum). В древневерхненемецком соответствующее слово fuoZ принадлежавшее ранее к остаткам существительных с основой на - u, не сохранило своих старых форм склонения. Оно перешло в склонение существительных с основами на - i, которое, за исключением остаточных форм инструментального падежа (gestiu), имеет уже унифицированные формы: с одной гласной для единственного числа (gast, gastes, gaste) и с другой гласной для множественного числа (gesti, gestio, gestim, gesti). Тем самым уже в древний период намечаются процессы, как бы подготовляющие использование результатов действия i-умлаута для грамматической фиксации категории числа именно в том смысле, что наличие умлаута определяет форму слова как форму множественного числа, а отсутствие его указывает на единственное число.

Замечательно, что в самом начале среднеанглийского периода сложились условия, совершенно тождественные условиям немецкого языка, так как в результате действия аналогии все падежи единственного числа выровнялись по неумлаутной форме. Если при этом учесть проходящее в эту эпоху стремительное движение в сторону полной редукции падежных окончаний, то теоретически следует признать в английском языке наличие всех условий, чтобы противопоставление умлаутных и неумлаутных форм типа fot/fet использовать в качестве средства различения единственного и множественного числа существительных. Но в английском языке данный процесс запоздал. К этому времени в английском языке возникли уже другие формы развития, поэтому образование множественного числа посредством модификации коренной гласной замкнулось в английском языке в пределах нескольких остаточных форм, которые с точки зрения современного языка воспринимаются почти как супплетивные. В других германских языках дело обстояло по-другому. В скандинавских языках, например в современном датском, это довольно значительная группа существительных (в частности, существительных, образующих множественное число с помощью суффикса - (е)r). Но наибольшее развитие это явление получило в немецком языке. Здесь оно нашло прочные точки опоры в структуре языка. Для немецкого языка это уже давно не механическое приспособление артикуляций, а одно из грамматических средств. Собственно, сам умлаут как реально проявляющееся ассимиляционное явление давно исчез из немецкого языка, так же как и вызывавший его элемент i. Сохранилось только чередование гласных, связанное с этим явлением. И именно потому, что это чередование оказалось связанным закономерными связями с другими элементами системы и тем самым включено в нее в качестве продуктивного способа формообразования, оно было пронесено через последующие эпохи существования немецкого языка, сохранив и тип чередования; оно использовалось также в тех случаях, когда никакого исторического умлаута в действительности не было. Так, уже в средневерхненемецком наличествуют существительные, имеющие умлаутные формы образования множественного числа, хотя они никогда не имели в окончаниях элемента i: дste, fьhse, nдgel (древневерхненемецкие asta, fuhsa, nagala). В данном случае уже правомерно говорить о грамматике в такой же мере, как и о фонетике.

Сравнивая грамматикализацию явления i-умлаута в германских языках, в частности в немецком и английском, мы обнаруживаем в протекании этого процесса существенную разницу, хотя в начальных своих этапах он имеет много общего в обоих языках. Он зародился в общих структурных условиях, дал тождественные типы чередования гласных, и даже сама его грамматикализация протекала по параллельным линиям. Но в английском языке это не более как одно из не получивших широкого развития явлений, один из «незавершенных замыслов языка», оставивший след в очень ограниченном кругу элементов системы английского языка. Это, несомненно, факт эволюции языка, так как, возникнув в процессе функционирования, он вошел в систему английского языка и тем самым произвел некоторые изменения в его структуре. Но сам по себе он не закон развития английского языка, во всяком случае для значительной части известного нам периода его истории. Для того чтобы стать законом, этому явлению не хватает регулярности. Говорить о лингвистическом законе можно тогда, когда налицо не один из многих предлагаемых на выбор наличной структурой путей развития языка, а коренящаяся в самой основе структуры, вошедшая в ее плоть и кровь специфическая для языка черта, которая устанавливает формы его развития. Основные линии развития английского языка пролегли в другом направлении, оставаясь, однако, в пределах наличных структурных возможностей, которые во всех древних германских языках имеют много сходных черт. Английский язык, которому оказался чужд тип формообразования посредством чередования коренной гласной, отодвинул этот тип в сторону, ограничив его сферой периферийных явлений.

Иное дело немецкий язык. Здесь это явление не частный эпизод в богатой событиями жизни языка. Здесь это многообразное использование регулярного явления, обязанного своим возникновением структурным условиям, составляющим в данном случае уже основу качественной характеристики языка. В немецком языке это явление находит чрезвычайно широкое применение как в словообразовании, так и в словоизменении. Оно используется при образовании уменьшительных на - el, - lein или - chen: Knoch - Knцchel, Haus - Hдuslein, Blatt - Blдttchen; имен действующих лиц (nomina- agentis) на - er: Garten - Gдrtner, jagen - Jдger, Kufe - Kьfer; имен существительных одушевленных женского рода на - in: Fuchs - Fьchsin, Hund - Hьndin; абстрактных существительных, образованных от прилагательных: lang - Lдnge,kalt - Kдlte; каузативов от сильных глаголов: trinken - trдnken, saugen - sдugen; абстрактных имен существительных на - nis: Bund - Bьndnis, Grab - Grдbnis, Kummer - Kьmmernis; при образовании форм множественного числа у ряда существительных мужского рода: Vater - Vдter, Tast - Tдste; женского рода: Stadt - Stдdte, Macht - Mдchte; среднего рода: Haus- Hдuser; при образовании форм прошедшего времени конъюнктива: kam - kдme, dachte - dдchte; степеней сравнения прилагательных: lang - lдnger - lдngest, hoch - hцher - hцchst и т. д. Словом, в немецком языке наличествует чрезвычайно разветвленная система формообразования, построенная на чередовании гласных именно этого характера. Здесь чередование гласных по i-умлауту, систематизируясь и оформляясь как определенная модель словоизменения и словообразования, даже выходит за свои пределы и в своем общем типе формообразования смыкается с преломлением и аблаутом. Разные линии развития в немецком языке, взаимно поддерживая друг друга в своем формировании, сливаются в общий по своему характеру тип формообразования, включающий разновременно возникшие элементы. Этот тип формообразования, основанный на чередовании гласных, возникший в процессе функционирования языка первоначально в виде механического явления ассимиляции, получивший в дальнейшем «языковое» значение и включившийся в систему языка, является одним из самых характерных законов развития немецкого языка. Этот тип был определен фонетической структурой языка, он объединился с другими однородными явлениями и стал одним из существенных компонентов его качества, на что указывает регулярность его проявления в различных областях языка. Он действовал, сохраняя свою активную силу на протяжении значительного периода истории данного языка. Войдя в структуру языка, он служил целям развертывания его наличного качества.

Характерным для данного типа оказывается также то, что оно является той основой, на которой располагаются многочисленные и часто различные по своему происхождению и значению языковые факты. Это как бы стержневая линия развития языка. С ней увязываются разнородные и разновременно возникшие в истории языка факты, объединяемые данным типом формообразования.

В настоящем обзоре был прослежен путь развития только одного явления - от его зарождения до включения в основу качественной характеристики языка, что дало возможность установить явления и процессы разных порядков, каждый из которых, однако, обладает своим различительным признаком. Все они структурно обусловлены или системны в том смысле, что проявляются в процессе функционрования данной системы языка, но вместе с тем их отношение к структуре языка различно. Одни из них проходят как бы по поверхности структуры, хотя они и порождены ею, другие входят в язык как эпизодические факты его эволюции; они не находят в его системе регулярного выражения, хотя и обусловлены, в силу общей причинности явлений, структурными особенностями языка. Третьи определяют основные формы развития языка и регулярностью своего обнаружения указывают на то, что они связаны с внутренним ядром языка, с главными компонентами его структурной основы, создающими известное постоянство условий для обеспечения указанной регулярности их проявления в историческом пути развития языка. Это и есть законы развития языка, так как они целиком зависят от его структуры. Они не являются вечными для языка, но исчезают вместе с теми структурными особенностями, которые породили их.

Все эти категории явлений и процессов все время взаимодействуют друг с другом. В силу постоянного движения языка вперед явления одного порядка могут переходить в явления другого, более высокого, порядка, что предполагает существование переходных типов. Кроме того, наше знание фактов истории языка не всегда достаточно для того, чтобы с уверенностью уловить и определить наличие признака, позволяющего отнести данный факт к той или иной категории названных явлений. Это обстоятельство, конечно, не может не усложнить проблемы взаимоотношения процессов функционирования языка и закономерностей его развития.

Примечания:

V. Pisani. Allgemeine und vergleichende Sprachwissenschaft. Indogermanistik. Bern, 1953, SS. 13–14.

Nм. A. Nehring. The Problem of the Linguistic Sign. «Acta linguist.», 1950, vol. VI, f. I

M.Sandmann. Subject and Predicate. Edinburgh. 1954, pp. 47–57.

См. ст.: N. Ege. Le signe linguistique est arbitraire. «Travaux du Cercle linguistique de Copenhague», 1949, No. 5, pp. II-29. Л. Ельмслев правда, осложняет определение языка как системы знаков. В своих рассуждениях по этому поводу он первоначально констатирует: «То, что язык является системой знаков, представляется a priori очевидным и исходным положением, которое лингвистическая теория должна принять на самом своем раннем этапе». Затем, основываясь на том, что знак всегда что-то обозначает или указывает, а некоторые элементы языка (фонемы и слоги) не имеют значения, хотя и входят в состав собственно знаков (морфемы и слова), Ельмслев выдвигает понятие фигуры и пишет в этой связи: «Языки таким образом не могут описываться как чисто знаковые системы. По цели, обычно приписываемой им, они, конечно, в первую очередь знаковые системы, но по своей внутренней структуре они нечто иное, а именно системы фигур, которые могут быть использованы для построения знаков» (L. Нjelmslev. Omkring Sprogteoriens Grundl?ggelse. Kшbenhavn, 1943, p. 43).24 В чисто философском аспекте этот вопрос разбирается также в ст.; Л. О. Резников. Против агностицизма в языкознании. «Изв. АН СССР», отд. лит. и яз… 1948, вып. 5. См. также его работу «Понятие и слово». Изд-во ЛГУ. 1958.

Ф.деСоссюр. Курс общей лингвистики, стр. 77.

Б. Дельбрюк. Введение в изучение языка. СПб., 1904, стр. 13.

А. Мейе. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. Соцэкгиз, М.-Л., 1938, стр. 64.

R. Jakobson. Beitrag zur allgemeinen Kasuslehre. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1936, VI, а также: P. О. Якобcoн. Морфологические наблюдения над славянским склонением. "S-Cravenhage, 1958 (Preprint).

R. Jakobson. Kindersprache, Aphasie und Lautgesetze. Uppsala. 1941.

В.Trnka. General Laws of Phonetic Combinations. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1936, VI, p. 57.

Ср. финск, lyijy «свиней.», польск, jezdziec «наездник», хайда suus «говорит» и многочисленные примеры из пракрита: аага «почтение», iisa «такой», paava «дерево», paasa «молоко», saa «всегда» и т. д. (N. S. Trubetzkoу. Grundzuge der Phonologie. Gottingen, 1958, S. 221).

N. S. Trubetzkoу. Grundzuge der Phonologie, SS. 220–224. Относительно всеобщих законов см. также: А. Нaudricourt. Quelgues principes de phonologic historique. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1939, VIII; G. Zipf. Human Behavior and the Principle of Least Effort. Cambridge Mass., 1949.

A. Martinet. Economic des changements phonetiques. Berne, 1955, § 4, 74. Следует, однако, отметить, что сам принцип экономии в фонетических изменениях, который А. Мартине защищает в своей книге, в сущности также является универсальным законом. Хотя автор при этом стремился освободиться от априоризма и опереться на материал конкретных языков, он все же настаивает на всеобъемлемости своего принципа и, таким образом, в этом отношении мало чем отличается от Н. Трубецкого и Р. Якобсона, которых он подвергает критике.

Б. Трнка и др. К дискуссии по вопросам структурализма. Впервые опубликовано в журнале «Вопросы языкознания», 1957, № 3. Цит. по кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II. Учпедгиз, М., 1960, стр. 100.

Jos. Sсhrijnen. Einfuhrung in das Studium der indogermanischen Sprachwissenschaft. Heidelberg, 1921, S. 82.

Н. Hirt, - Н. Аrntz. Die Hauptprobleme der indogermanischen Sprachwissenschaft. Halle (Saale), 1939, S. 17. Вопросу о звуковых законах и их сущности посвящена целиком книга: К. Rоgger. Vom Wesen des Lautwandels. Leipzig, 1933, а также работы: Е. Hermann. Lautgesetz und Analogie, 1931; Wechsler. Giebt es Lautgesetze? Festgabe fur H. Suchier, 1900.

Трактовку этого вопроса с теоретических позиций Н. Я. Марра содержит ст.: В. И. Абаев. О фонетическом законе. «Язык и мышление», 1933, вып. 1.

Н. Я. Mapр. Избранные работы, т. 2. Соцэкгиз, М., 1934, стр. 117.

В своих общих истоках это понятие восходит еще к В. Гумбольдту, утверждавшему, что своего завершения язык достигает при «соединении звуковой формы с внутренними законами языка». «Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX вв.». составленная В. А. Звегинцевым. Учнедгиз, М., 1956, стр. 86. Далее дано: «Хрестоматия».

Заслуживает быть отмеченным, что она положительно оценена и зарубежной наукой о языке. См., например, ст.: R. L"Hеrmittе. Les problemes des lois internes de developpement du langage et la linguistique sovietique Сб. «Linguistics Today». N. Y., 1954.

Такова, например, работа: В. В. Виноградов. Понятие внутренних законов развития языка в общей системе марксистского языкознания. «Вопросы языкознания», 1952, № 2; В. А. Звегинцев. К понятию внутренних законов развития языка. «Изв. АН СССР», отд. лит. и яз., 1951, № 4.

Такова, например, работа: В. М. Жирмунский. О внутренних законах развития немецкого языка. «Докл. и сообщ. Ин-та языкознания АН СССР», вып. V, 1953.

П. Я. Черных. Историческая грамматика русского языка. Учпедгиз, М., 1954, стр. 107.

Следует отметить, что именно это качество общих законов языка отличает их от универсальных законов (см. раздел «Лингвистические законы»), которые стремятся установить некоторые лингвисты (В. Брёндаль, Л. Ельмслев).

Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. ОГИЗ, М., 1933, стр. 40.

См., например: N. Chomsky. Syntactic structures. "S-Gravenhague, 1957.

Нельзя не отметить, что имеющие к данной проблеме прямое отношение теории К. Бюлера, А. Марти и Л. Ельмслева отрицательно характеризуются априорностью и не смогли найти применения к конкретным языкам.

L. R. Palmer. An introduction to modern linguistics. Tokyo, 1943, pp. 178–179.См. также сопоставительное описание различий французского и немецкого языков во второй части книги: Ш. Балли. Общая лингвистика и вопросы французского языка. ИЛ, М., 1955.

A. Sсhleicher. Uber die Bedeutung der Sprache fur die Naturgeschichte des Menschen. Weimar, 1865, S. 27.

A. Sсhleicher. Sprachvergleichende Untersuchungen. Предисловие. Bonn, 1848.

Новое и оригинальное понимание принципа экономии, управляющего развитием языка, представлено в работе А. Мартине, который рассматривает этот вопрос с позиций функциональной лингвистики (см. русский перевод его книги «Принцип экономии в фонетических изменениях». ИЛ, М., 1960).

Е. Сoseriu. Sincronia, diacronia e historia: el problema del cambio linguistico. Montevidio, 1958, I, 33. 2. Данная работа подвергает тщательному и трезвому анализу всю совокупность вопросов, связанных с проблемой взаимоотношений диахронии и синхронии, и, пожалуй, является наиболее основательной. В ней приводится и обширная литература, посвященная этой проблеме. Изложение основных положений работы Э. Косериу см. N. С. W. Sрепсе. Towards a New Synthesis in Linguistics: The Work of Eugenio Coseriu. «Archivum Linguisticum», 1960, No. 1.

Он пишет по этому поводу: «Абсолютное «состояние» определяется отсутствием изменений, но поскольку язык всегда, как бы ни. мало, все же преобразуется, постольку изучать язык статически на практике значит пренебрегать маловажными изменениями» («Курс общей лингвистики», стр. 104). Неясным остается только, какие изменения в языке следует считать важными и какие маловажными.

Ш. Балли. Общая лингвистика и вопросы французского языка. ИЛ, М., 1955, стр. 29.

И. А. Бодуэн де Куртене. Некоторые общие замечания о языковедении и языке. Цит. по кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. I. Учпедгиз, М., 1960, стр. 241.

Нередко взаимоотношение функционирования и развития рассматривают как взаимоотношение речи и языка. Предпосылкой такого рассмотрения является в известной мере положение о развитии как форме существования языка. «В каждый данный момент, - говорил в своё время Ф. де Соссюр, - речевая деятельность предполагает и установившуюся систему и эволюцию; в любую минуту язык есть и живая деятельность и продукт прошлого» («Курс общей лингвистики», стр. 34). Несколько ниже мы находим у него следующие соображения о зависимости языка и речи: «Без сомнения, оба эти предмета тесно между собою связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понятна и производила все свое действие; речь, в свою очередь, необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку… Явлениями речи обусловлена эволюция языка: наши языковые навыки видоизменяются от впечатлений, получаемых при слушании других. Таким образом устанавливается взаимозависимость между языком и речью: язык одновременно и орудие и продукт речи. Но все это не мешает тому, что это две вещи совершенно различные» (там же, стр. 42).

Своеобразное преломление этого принципа имеет место в так называемой коммутации, составляющей одно из положений глоссематики Л. Ельмслева (см. L. Нjеlmslev. Omkring spragteoriens grundl?ggelse. Kшbenhavn, 1943). Изложение существа коммутации см. в ст.: С. К. Шаумян. О сущности структурной лингвистики. «Вопросы языкознания», 1956, № 5. Однако коммутация выполняет иные функции и выступает в ином теоретическом контексте, нежели данный принцип двуплановости элемента языка.

J. R. Кantог. An Objective Psychology of Grammar. Indiana Univ. Blumington, 1936.

В своем развитии языкознание прошло два этапа: а) донаучный (примерно с IV в. до н.э. по XVIII в.), когда языкознание не осознавалось еще как самостоятельная наука и существовало в рамках филологии; б) научный этап, начавшийся с XIX в., когда языкознание выделилось в самостоятельную науку, с собственным предметом, отличным от предметов других наук.

1)Становление и развитие филологии. Филологические знания как обособленный вид деятельности и профессиональных занятий сложились в эллинистическую эпоху, к концу IV в. до н. э. К этому времени высшая точка подъема греческой культуры (V в. до н.э., так называемое «греческое чудо», «золотой век» древнегреческой литературы, философии, искусства) была уже позади, и новые поколения принуждены были жить преимущественно великим культурным наследством прошлого. Одним из наиболее влиятельных центров, сосредоточивших в себе собирание и изучение памятников древней греческой письменности, стала Александрия египетская. Здесь образовалась одна из громаднейших библиотек древнего мира, насчитывавшая до полумиллиона книг и рукописей.

В чисто практической обстановке работы над рукописями александрийской библиотеки на протяжении нескольких поколений в среде александрийских библиотекарей создалась богатая, блестящая филологическая традиция. Многие ее представители успели широко прославиться еще при жизни своей громадной ученостью, искусством обращаться с рукописями, авторитетностью комментария. Таковы имена деятелей III -- II вв. до н. э. Каллимаха, Зенодота, Эратосфена Филолога (так он сам величал себя, желая подчеркнуть этим свою славу, как необыкновенного эрудита), Аристофана Византийца, Аристарха Самофракийского, деятельность которого (222 -- 150 гг. до н. э.) составляет время высшего расцвета александрийской филологии, и др.

Александрийцы никогда не называли свою деятельность именем науки, ерйуфЮмз, они называли ее искусством, фЭчнз, а именно Ю гсбммбфйкЮ фЭчнз, то есть «грамматическим искусством», а самих себя соответственно -- «грамматиками». Александрийцы понимали грамматику в очень широком смысле как искусство, относящееся ко всему написанному и составляющему известный итог, свод всего известного людям. ТЬ гсЬммбфб в буквальном латинском переводе -- litterae, означает буквы, а отсюда -- написанное, письменность, литература. Одно из дошедших до нас и, по-видимому, широко в свое время известных определений грамматики, принадлежит Дионисию Фракийцу (ок. 170 -- 90 гг. до н. э.); он понимает под «грамматическим искусством» «осведомленность в большей части того, о чем говорится у поэтов и прозаиков». Самое содержание грамматического искусства по тому же определению, складывалось из четырех частей или «умений»: а) бнбгнщуфйкьн, recitatia, прочтение -- умение прочесть произведение в соответствии с правилами просодии, выразительности; б) дЯпс ию фйкьн, recensio, исправление--умение исправить погрешности в тексте произведения; в) еозгзфйкьн, interpretatio, истолкование -- умение объяснить в нем все требующее комментария; г) ксйфйкьн, judicium, суждение -- умение дать ему надлежащую эстетическую оценку, разумеется, по канонам того времени. Для выполнения этих обязанностей грамматик располагал соответствующими орудиями -- opyavos: a) знанием языка, б) метрики и в) реалий (т.е. самих вещей, соответствующих употребленным в рукописи словам). Как видим, это еще очень широкое понимание грамматики, но постепенно в его рамках складывается и более узкое, толкующее грамматику как «искусство правильно читать и писать». В первых александрийских «грамматиках» уже отчетливо выделяются три отдела: а) учение о «буквах», или о звуках (поскольку «звук» и «буква» еще четко не различались, это были правила «чтения» рукописей); б) учение о словах, или о «частях речи»; в) учение о «сочинении слов». Эти три части соответствуют фонетике, морфологии и синтаксису в современных грамматиках.

Эти идеи из Александрии и других эллинистических центров были перенесены в Рим (первоначальным насадителем филологии в Риме был Кратес из Маллоса); она подспудно продолжала жить в течение Средних веков в очагах монастырской культуры, зажила новой жизнью после Возрождения и в конце концов была передана новому времени в виде мощной традиции классической филологии, то есть филологии, обращенной к памятникам Греции и Рима.

• 2)В эпоху Возрождения начинается процесс разложения филологии. Связано это было с целым рядом обстоятельств. Во-первых, с развитием торговли и мореплавания, с великими географическими открытиями, в поле зрения европейцев попадает множество новых языков, существенно отличающихся от языков классических (греческого и латыни); необходимость изучения этих новых языков потребовала других приемов и навыков, отличающихся от тех, которые сформировались в рамках классической филологии; это способствовало постепенному обособлению грамматики от других отраслей филологического знания. Во-вторых, с завершением эпохи феодальной раздробленности и обособленности, с созданием централизованных государств, у европейцев формируется национальное самосознание, растет интерес к собственным национальным языкам и культурам. В результате возникают «национальные филологии», в чем-то отличающиеся от классической (греко-римской) филологии и по задачам, отчасти и по методам. Многие европейские языки (напр., германские, славянские) существенно отличались от латыни, и поэтому требовали иных подходов к их изучению. В-третьих, запас всевозможных материалов и сведений, накоплявшихся по мере успехов филологии, становился настолько большим, что неизбежно вызывал дифференциацию труда. Все более трудной должна была становиться задача объяснения памятника во всех отношениях сразу, и при том -- памятника любого характера. На этой почве возникало расчленение прежнего типа образованности, то есть образованности общего энциклопедического характера, на отдельные специальные области. Так, одни филологи имели преимущественно дело с текстами поэтическими, другие -- с текстами прозаическими, одни -- с рукописными, другие -- с нанесенными на твердую поверхность -- с надписями; одни филологи специализировались на обработке памятников со стороны языка или метрики, другие -- со стороны реалий, и т. д. А так как филология всегда имела дело с памятниками прошлого, т.е. с материалом исторического характера, то рядом с филологией возникла наука истории, обращенная уже не столько к памятникам, сколько непосредственно к самой действительности: для историка памятник становится не целью, а средством, источником познания прошлого. Всё вместе взятое явилось причиной глубокого кризиса старинной филологической традиции, особенно сильно сказавшегося в первой половине XIX в., но исподволь назревавшего уже и ранее.
• 3)Выделение языкознания в самостоятельную науку. Однако подлинный переворот в языкознании был вызван открытием санскрита (древнеиндийского языка) в конце XVIII в. Английский исследователь Вильям Джоунз (1746-1794), изучив древнеиндийские рукописи, пришел к выводу о родстве санскрита с греческим, латинским и др. европейскими языками. Он сделал предположение, что все эти языки восходят к одному общему несохранившемуся языку-предку, который позднее получил название праиндоевропейский язык. Труды Расмуса Раска (Дания), Франца Боппа, Якоба Гимма (Германия), А. Х. Востокова (Россия) и др. положили основание первому научному методу языкознания - сравнительно-историческому методу. Оказалось, что греческий и латинский языки -- это, в сущности, лишь два отдельные острова в громадном архипелаге индоевропейского языкового мира, притом значительно уступающие санскриту по своему значению для целей реконструкции индоевропейского языка, которая стала основной целью новой науки.

Представителями классической филологии новое направление в изучении языка, так называемое сравнительное (или сравнительно-историческое) языкознание было встречено большей частью или враждебно, или с недоумением. В свою очередь и для сравнительно-исторического языковедения было характерно стремление резко оттолкнуться от старинной филологической традиции изучения языка, совершенно с ней порвать, что было вполне естественно, так как эта традиция мешала новой науке завоевать самостоятельное положение. Показательны в этом отношении рассуждения о соотношении языкознания и филологии крупнейшего представителя сравнительно-исторического языкознания XIX в. Августа Шлейхера. Объектом филологии, по Шлейхеру, является духовная жизнь народов, как она представлена в текстах, а объектом языкознания является только язык. Для языкознания безразлично, насколько значителен по своему духу народ, говорящий на данном языке, имеется ли у народа история, литература или он никогда не имел письменности. Литература для языкознания имеет значение лишь как удобный вспомогательный материал для понимания языков и прежде всего потому, что из нее можно извлечь сведения о минувших языковых эпохах, о прежних языковых формах. В языкознании язык - самоцель, в филологии же язык служит средством. Языковед - естествоиспытатель. Он относится к языкам так же, как, например, ботаник к растениям. Ботаник должен рассматривать все растительные организмы, он должен изучать законы их строения, законы развития. Что же касается использования растительности, представляют ли эти растения ценность с практической и эстетической точки зрения или лишены ее, - это для ботаника безразлично. Самая красивая роза так же привлекает внимание ботаника, как какой-нибудь невзрачный сорняк. Филолог же подобен садовнику. Он разводит только определенные растения, имеющие значения для человека. Для него существеннее всего практическая ценность растения, красота его формы, окраски, аромат и т. п. Растение, которое ни на что не годится, не привлечет внимания садовника, а такие растения, как сорняки, вызывают даже его неприязнь, независимо от того, являются ли они важными представителями растительных форм или нет.

Но новая наука появилась не вместо старой, поскольку традиционные филологические занятия по языку и стилю отдельных авторов, жанров письменности и т.п. с ее развитием не прекратились, и практическая потребность в таких занятиях не перестала существовать. Однако с течением времени и «классики» принуждены были принять участие в новом научном движении своими, уже собственно лингвистическими, трудами по греческому и латинскому языкам. Лингвистика здесь многим была обязана Георгу Курциусу (1820 --1885), который одним из первых представителей классической филологии признал сравнительное языковедение и дал основополагающие образцы собственно лингвистической работы по греческому языку (ср. его речь «Philologie und Sprachwissenschaft», 1861). Тем самым и успехи сравнительного языковедения были с большой пользой применены к филологической работе над текстами.

• 4)Соссюрианство и структурализм. На рубеже XIX-XX вв. в языкознании появляется целый ряд научных школ, общей особенностью которых становится воинствующий антифилологизм. Особенно характерны в этом отношении лингвистические взгляды Фердинанда де Соссюра (1857-1913), основателя Женевской школы. В своем «Курсе общей лингвистики» он формулирует задачу языкознания: «Единственным и истинным предметом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя». Соссюр принижает значение сравнительно-исторического языкознания, так как оно, по его мнению, изучает не язык как систему, а лишь разрозненные изменения. Далее, он утверждает, что для языковеда нет никакой необходимости изучать историю народа, говорящего на языке, его литературу, культуру: «Вообще говоря, нет никакой необходимости знать условия, в которых развивался тот или иной язык. В отношении некоторых наречий, каковы, например, авестийский язык (зенд) и старославянский, в точности даже не известно, какие народы на них говорили, но неведение это нисколько не мешает нам изучать их изнутри». «Языковед» при этом опять противопоставляется «филологу». Соссюр стал предтечей и духовным отцом мощного направления в языкознании ХХ в. - структурализма, провозгласившего основной целью лингвистики изучение языка как имманентной (самодостаточной, независимой) системы знаков. В конечном итоге такой подход к языку вел к дегуманизации языкознания.
• 5)Предпосылки нового синтеза языкознания и филологии. С середины и второй половины ХХ в. и языковеды, и литературоведы активно заговорили о необходимости новой интеграции наук. Стало ясно, что язык нельзя изучать в изоляции от других культурных и общественных явлений: такое изучение неизбежно будет неполным и исказит наши представления о языке. Язык можно и должно изучать не только вообще, строго грамматически, но также и в конкретных условиях его исторического бытия и развития. А как только ставится этот вопрос о конкретных исторических условиях жизни языка, так непременно возникает и вопрос о связи языка с ближайшими к нему областями культуры. Язык тогда предстает взору исследователя уже не только как имманентная система знаков, обслуживающая потребности мышления и социального общения, а как та или иная совокупность речевых актов, текстов разных жанров и стилей, то есть практических применений данной системы, возникающих в определенной человеческой среде, в определенное время, ради конкретных практических интересов -- бытовых, литературных, художественных и т. д. Возникает необходимость изучать язык в конкретных культурно-исторических условиях его роста и развития. Между тем такой подход к изучению языка был характерен именно для традиционной филологии. Языкознание, обогатившись новыми методами, должно вновь вернуться в круг филологических дисциплин. В свою очередь, и другие филологические дисциплины (в особенности литературоведение) обогатились, позаимствовав у языкознания новые (структурные) методы анализа.

Итак, языкознание является отраслью филологии. Все филологические дисциплины объединяет то, что они имеют общий объект изучения - тексты. Предмет же у каждой филологической дисциплины свой, особенный. Предметом языкознания является язык, однако, поскольку язык дан нам как объект наблюдения и изучения только в текстах, устных и письменных, то языкознание неизбежно входит в круг филологических дисциплин, использует данные, получаемые другими филологическими дисциплинами, и само, в свою очередь, помогает другим филологическим дисциплинам в изучении текстов.